Охотник за тронами

Более же всего изумился Михаил Львович, когда прочитал, что великие литовские князья по женской линии ведут свой род от смоленских князей, а по мужской — от некоего раба Гегиминика, хозяином коего будто бы был тверской князь Александр Михайлович. Выходило, что нет во всем свете человека великороднее Василия Ивановича.

А придумал это все столетний старец Савва, инок Ферапонтова монастыря, что на Белоозере. Не от старческого слабоумия придумал, от гордыни и велемудрия, а может, и для того, чтобы дни свои не в Ферапонтове монастыре окончить, но к государю поближе — в Троице, а то и прямо в Кремле, в Чудовом монастыре.

И вдруг Глинский услышал:

— А ты, князь Михаила Львович, чего молчишь?

Глинский поднял голову. Василий Иванович глядел на него, сердито нахмурив брови.

— Чего молчишь, спрашиваю? — повторил он раздраженно.

— Думаю, вот и молчу.

— Может, и нам скажешь, о чем думаешь?

— Повременю, Василий Иванович, не до конца додумал еще.

— Стало быть, так, — ударил по столу великий князь. — В середине ноября — в поход!

Воеводы шумно встали, кланяясь, попятились к дверям.

Юрий Иванович Шигона сидел не шевелясь — оставался с великим князем.

Глинский направился было вместе со всеми, но у самого выхода услышал:

— Останься, Михайла Львович, надобен ты мне.

Воротынский и Ростовский враз помрачнели — не смогли скрыть досады. Щеня вышел, не переменившись в лице, — может, по старости не расслышал, а может, из-за старости же стал презирать всяческую суету, почитая за безделку милость и гнев царя Московского, ибо другой царь ждал царедворца земного вскорости к себе — Небесный..

Михаил Львович безо всякой охоты пошел обратно.

— Садись рядом, — сказал Василий Иванович, и Шигона, поспешно вскочив, уступил свое место Глинскому.

— Хочу совета твоего спросить, князь Михайла Львович, — проговорил Василий Иванович.

Глинский молчал, ожидая.

— Как мыслишь, — продолжал Василий Иванович, — кто Из европейских государей вместе с нами на Сигизмунда встанет?

Глинский вздохнул:

— Нелегкий вопрос, государь. Однако ж скажу тебе, как мыслю. Перво-наперво — император Максимилиан. Он после свадьбы Сигизмунда с Варварой Заполяи только о том и думает, как Богемию, Моравию и Венгрию от Сигизмунда отринуть и к рукам прибрать. Императору покорны и немецкие рыцари в Ливонии и Пруссии. Они суть непримиримые враги Сигизмунда оттого, что отец Сигизмунда, Казимир, отобрал у прусских рыцарей многие их земли и города. Супротив короля пойдут также свея и датские немцы, ибо Польша мешает им торговать в Варяжском море. На юге супротив короля выступит волошский господарь Стефан; не забыл он, как Сигизмунд, еще королевичем, на престол его посягал и земли его пытался повоевать.

Глинский замолк. Иван Юрьевич Шигона, быстро глянув на государя, спросил тихо:

— А как, Михаила Львович, мыслишь все сие купно собрать? С чего начинать советуешь?

— С императора Макса, Иван Юрьевич. Он здесь — персона первого градуса. Ему многие иные потентаты и принципалы подначальны.

— Бают, князь Михайла Львович, что с императором ты знаком? — спросил вдруг Василий Иванович.

— Знаком, государь, — ответил Глинский с некоторой похвальбою. И, не удержавшись, добавил: — И с отцом его, императором Фридерикусом, також был знаком, со многими курфюрстами доныне в дружбе. Да и в иных землях многие короли и герцоги мне приятели.

— А с магистром Прусской земли ты, князь, в дружбе ли? — снова спросил Василий Иванович.

— С предместником его, герцогом Фридерикусом Саксонским, был в большой дружбе, государь. А нынешний магистр — Альбрехт — мне неведом. Однако ж и к тому у меня ход есть. Слуга мой Христофор Шляйниц в дружбе с ближним магистровым человеком Вильгельмом Изенбургом.

— Смотри ты, — засмеялся Василий Иванович, — о ком ни спроси — всяк тебе знаком! У тебя, поди, и на том свете Добрые знакомые есть?

И улыбнулся нехорошо: верхнюю губу чуть приподнял, как будто укусить собирался.

— На том свете у кого их нет, — ответил Глинский печально. — Увы нам. Все есьмы смертны.

— Что про тот свет говорить, — вмешался Шигона, — про этот думать надо, — И добавил решительно: — А что, государь, пусть князь Михайла Львович от себя императору письмо о делах наших с Сигизмундом напишет, а мы поглядим, что из того выйдет.

— Пусть напишет, — согласился Василий Иванович.

И с благодарностью на Шигону поглядел.

— А теперь есть будем, Иван Юрьевич да Михайла Львович, — проговорил радушно великий князь. — Попросту, втроем, поснедаем, без шумства, без многолюдства, а то что-то надоели мне все.