Читаем Охотник Зеро полностью

На третий день налет Цурукавы вызвал еще больше разрушений в моей израненной душе. Правда, я окрепла и была гораздо более защищенной и менее уязвимой, чем во время его первых воздушных атак. Я выхожу на улицу прогуляться. Он неотступной тенью следует за мною. Я возвращаюсь домой, надеваю наушники, чтобы не мешать Брюно, и включаю на полную громкость Баха. Музыкальное бомбоубежище не помогает, я все равно слышу рев мотора. В конце концов я не выдержала, пошла в ванную и заткнула себе уши затычками. Было смешно видеть в зеркале две белые пушистые пушки противовоздушной обороны. От Брюно можно будет укрыть их за волосами, но как скрыть от него приступ глухоты. Я глядела на его склоненное над столом красивое лицо, исполненное ума и сосредоточенности, лицо, излучающее музыку, которую он сочинял и в которую был страстно влюблен. Он, по-видимому, почувствовал мой взгляд, резко обернулся и бросил на меня долгий удивленный взгляд. Он о чем-то спросил меня, но, само собой, ответа не последовало. Он встал, подошел ко мне и сел рядом на кровать. Я следила за движением его губ, не пытаясь особо вникать в то, что он хочет сказать. Он протянул ко мне руки, погладил волосы, щеки, щекоча ладонями уголки моих губ. И тотчас же мое сердце рухнуло вниз. Я вспомнила, как он так обнял меня и в первый раз. Я громко разрыдалась. Я ревела, не стесняясь слез, что ручьями текли по моему лицу. Я плакала и икала. Икала и плакала. Вместе с икотой я выплевывала, как в сказках о феях выплевывают жаб и змей, свою страшную тайну, которую так и смогла забыть. Всхлипывая, я выложила ему все, я рассказала ему, что меня все время преследует жужжанье в ушах, что это гул самолета, за штурвалом которого сидит японский камикадзе. Я взахлеб передавала ему воспоминания о ночных воздушных налетах, и мои слова эхом отдавались у меня в голове. Мне было стыдно, настолько невероятные и смешные вещи я озвучивала вслух. Словно официально признаюсь в своем безумии, хотя и говорю одну лишь чистую правду. Я открыла ему про все: про отит, резиновую грушу, жужжания, атаки, ватные затычки, подвесной потолок, исчезновение Цурукавы на два года и его возвращение в Шатолен. Мои признания, которые выплеснулись за границы моей души, хлестко и безжалостно избивали меня. Я также сказала ему, что, когда мы занимаемся любовью, Цурукава налетает на меня с еще большим ожесточением и истязает меня своими безумными бомбардировками. До этого Брюно было лишь известно, что мой отец погиб на Окинаве, а мать, выйдя повторно замуж, живет на юге страны. Только сейчас я стала осознавать, какой огромный груз, давивший мою душу, я пыталась скрыть от Брюно. И от мысли, что я так долго пряталась от него, меня еще сильнее пронзило чувство горечи. Мои рыдания возобновились с новой силой. Я не смела поднять глаз. Мне хотелось провалиться тут же, у него на глазах, оставив после себя лишь жалкую лужицу своих горьких слез. Когда я наконец немного успокоилась, он пошел на кухню, принес мне бокал вина и, в свою очередь, начал раскрывать свою душу. Он говорил долго, нежно сжимая, время от времени, мои ладони. Правда, о том, что он сказал, я не узнаю никогда, поскольку не слышала ни одного его слова. Однако мало-помалу я стала приходить в себя. Огромная усталость охватила меня, усыпляя мою боль. Когда мне показалось, что он закончил свою речь, я встала, нашла дневник Цурукавы и передала ему. Он раздел меня, уложил в кровать, и сквозь пелену отяжелевших век я увидела, как он погружается в чтение.

Проснувшись, я осторожно вытащила затычки из ушей и с облегчением прислушалась к тишине, царившей в нашей спальне. Книгу Брюно положил на тумбочку рядом со своими часами. Она выглядела как обычная вещь в квартире, которая не таила в себе никаких ужасов. Но у меня к горлу подкатила тошнота, и я осторожно, чтобы не разбудить Брюно, взяла книжку и на цыпочках побежала к книжному шкафу, чтобы упрятать ее навсегда. Брюно ни словом не обмолвился о том, что произошло накануне. Весь день он был ласков и нежен со мной. Вечером мы отправились пешком на вокзал Монпарнас. По пути он купил мне платье и сказал, что я — самая прекрасная девушка на свете.

Перейти на страницу:

Все книги серии Гонкуровская премия

Сингэ сабур (Камень терпения)
Сингэ сабур (Камень терпения)

Афганец Атик Рахими живет во Франции и пишет книги, чтобы рассказать правду о своей истерзанной войнами стране. Выпустив несколько романов на родном языке, Рахими решился написать книгу на языке своей новой родины, и эта первая попытка оказалась столь удачной, что роман «Сингэ сабур (Камень терпения)» в 2008 г. был удостоен высшей литературной награды Франции — Гонкуровской премии. В этом коротком романе через монолог афганской женщины предстает широкая панорама всей жизни сегодняшнего Афганистана, с тупой феодальной жестокостью внутрисемейных отношений, скукой быта и в то же время поэтичностью верований древнего народа.* * *Этот камень, он, знаешь, такой, что если положишь его перед собой, то можешь излить ему все свои горести и печали, и страдания, и скорби, и невзгоды… А камень тебя слушает, впитывает все слова твои, все тайны твои, до тех пор пока однажды не треснет и не рассыпется.Вот как называют этот камень: сингэ сабур, камень терпения!Атик Рахими* * *Танковые залпы, отрезанные моджахедами головы, ночной вой собак, поедающих трупы, и суфийские легенды, рассказанные старым мудрецом на смертном одре, — таков жестокий повседневный быт афганской деревни, одной из многих, оказавшихся в эпицентре гражданской войны. Афганский писатель Атик Рахими описал его по-французски в повести «Камень терпения», получившей в 2008 году Гонкуровскую премию — одну из самых престижных наград в литературном мире Европы. Поразительно, что этот жутковатый текст на самом деле о любви — сильной, страстной и трагической любви молодой афганской женщины к смертельно раненному мужу — моджахеду.

Атик Рахими

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза