Охотники и чудовища

— Сама же говоришь, чтобы я у тебя не задерживался, — бросил он раздраженно. — Давай скорее!

Пришлось протягивать кобелю руку. Мгновение, и я почувствовала, как на ладонь опустилась цепочка с легким, почти невесомым кулоном.

— Носи его постоянно, моя радость. До самого испытания.

— Зачем? — повторила я, уговаривая себя при этом не скрипеть зубами от едва сдерживаемой ярости.

Нашел куклу для исполнения самого грязного.

— Ты стала задавать слишком много вопросом, Филиппа, — процедил жеребчик, но потом, совладав с собой, добавил уже более снисходительно: — Ну да ладно, так уж и быть, отвечу. На эту побрякушку наложено несколько очень хитрых заклинаний. Если в двух словах, артефакт настроен на вас с де Гортом. Мы не можем воздействовать на герцога напрямую — он это сразу почувствует. А вот через тебя — другое дело. Главное, чтобы все получилось, между вами должна быть связь. Но, судя по тому, что мне говорили, он к тебе точно какие-то чувства испытывает. Иначе бы не целовался с тобой в театре. Хоть слышать мне это конечно же было неприятно.

— Что за чары? — сухо спросила я, мысленно проклиная этого всезнайку.

— Очень хитрые и непростые. Через три дня на арене де Горт с нашей подачи, скажем, немного… озвереет. Убивать на испытании запрещается, но герцогу под воздействием чар захочется убивать. Еще как! И тут два возможных варианта развития событий: или его соперник окажется сильнее и, защищаясь от обезумевшего противника, будет вынужден его прикончить. Или что более вероятно, его всемогущество сам кого-нибудь прикончит. За это лишится всего, его имя будет покрыто позором, а самого герцога казнят в Черную пятницу на Черной площади.

Во время скидок, что ли?

— Все будет так, как мы планировали, моя радость. Ты отомстишь за смерть родителей, я выполню заказ, сказочно разбогатею и заберу тебя с собой. Только представь, всего через несколько дней мы снова будем вместе! Ты и я, моя конфетка. Ты ведь об этом и мечтала.

Какая-то ограниченная у Филиппы фантазия.

— Чары будут действовать через вашу с ним эмоциональную связь, — тем временем продолжал гад. — Они уже сейчас действуют, соприкасаясь с твоим телом. Не бойся, он ничего не заметит и не почувствует. Это очень тонкое, искусное колдовство.

Немалых усилий мне стоило не швырнуть украшение на пол. Не знаю, как с собой совладала. Вместо этого сжала клятую подвеску в кулаке и шепотом сказала:

— Тебе пора.

— Поцелуй на прощанье? — снова подлил в голос меду Филин любовник.

К счастью, шаги в коридоре спугнули эту полуночную лошадь, и он оставил попытки обслюнявить мне губы прощальным поцелуем.

Лишь сказал напоследок, сливаясь с ночною тьмой, становясь ею, растворяясь в ней:

— Еще три дня, моя конфетка, и ты снова станешь моей. Три дня… сладенькая моя…

Несколько минут я сидела не шевелясь, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, к быстрым ударам сердца в груди и оглушительной тишине, вернувшейся в спальню.

Он сказал, что артефакт настроен на Мэдока и Филиппу. Я-то, конечно, не Филиппа, но черт его знает, как поведет себя со мной эта побрякушка. А вдруг все равно подействует? Связь-то между мной и герцогом имеется! В основном это негативные эмоции, но их много и они достаточно сильные.

Караул, господа изверги.

Сунуть украшение в шкатулку? Но у меня такое чувство, будто держу в руках ядовитую змею и мне совсем не улыбается хранить ее в своей спальне. Выбросить в окно? Но вдруг кто-нибудь найдет. Не хватало еще, чтобы эта магическая зараза попала в руки к какой-нибудь служанке или того хуже — другой невесте хальдага.

Не придумав ничего лучше, я, как была в одной ночной рубашке, выскользнула из спальни. На цыпочках, напряженно оглядываясь, добежала до лестницы. Слетела по ступеням, отчаянно надеясь, что входная дверь не будет скрипеть слишком громко. Приоткрыла ее и белесой тенью выскользнула на крыльцо.

Громко стуча зубами и умирая от холода и страха, помчалась вглубь сада. Почему-то хотелось унести эту дрянь как можно дальше. Дальше от дома. Дальше… от де Горта.

Рухнув на колени возле старого дерева, раскинувшего высоко в небе свои кривые ветви, я стала рыть немеющими от холода пальцами снег, а потом землю. Дрожа как осиновый лист, а еще ругая дурочку Филиппу за то, что спуталась с этим мутным типом.

Заказ он, видите ли, выполняет… И откуда только у Мэдока столько недоброжелателей?

Вырыв довольно глубокую ямку, бросила в нее злосчастное украшение, которое даже толком не рассмотрела, и стала быстро его хоронить под комьями земли. Придавила, разровняла, даже на всякий случай по ней потопталась. После чего присыпала все это дело снегом, вернув основанию дерева его первозданный вид, и, уже не чувствуя собственного тела, понеслась обратно в дом.

Лишь один раз притормозила, услышав, как где-то поблизости хрустнула ветка. Но, наверное, это уже нервное — в следующее мгновение с разлапистого дерева вспорхнула ночная птица. Единственная, кроме меня, нарушившая тишину зимнего сада.