Охотники. Мегалиты Империи

Готовый ко всему, мастер шагнул через порог. Самое верное в таких случаях – орать «ах ты тварь, ворюга, кошелек мой спёр!»

Комната пуста. Ни вещей, ничего. Мастер притворил за собой дверь – засов сиротливо болтался на единственном удержавшемся винте. Охотник подпёр створку стулом. Хороший стул, дубовый, крепкий.

Быстро! Где тут могут быть секреты? В полу? – нет, тут тоже внизу трактирная зала. Внешняя стена с окном? Тонка! Стена меж комнатами? – чепуха, там одни доски! Что остаётся?..

Оставалась несущая стена, поднимавшаяся с первого этажа на второй; вдоль неё вела наверх лестница. Стена солидная, каменная, толстая.

Вампиры умеют летать, но вот исчезать бесследно они не способны.

Мастер шагнул к стене. Камина здесь нет, верно, на ночь приносят угольную жаровню.

Стена как стена, чисто побелена, висит домотканый настенник. Мастер откинул его – нет, конечно же, ничего.

Заперто магией? Едва ли, у вампиров с ней не очень. Кинетические кристаллы не так трудно обнаружить, даже со столь скромным даром, как у него.

Старый охотник замер, зажмурился, изо всех сил втягивая ноздрями воздух. Действие эликсиров уже кончилось или почти кончилось, но всё-таки ему хватило – здесь! У окна! Слабый запах вампира исчезал; для верности мастер оглядел и потолок, но там всё было чисто.

Вампир ушёл в стену и предстояло теперь отыскать секретный замок.

В коридорчике послышались шаги, раздался голос трактирщика – кажется, он сунулся как раз в комнату мастера. И сразу же – взвизг, резкий, тревожный, режущий.

– Ах ты, гад!

Мастер взялся за секиру.

Удар в дверь. Тяжёлый удар, подпирающий стул дрогнул.

Охотник поднял левой рукой самострел. Долгая ночная погоня сказывалась, но не только усталостью – здешний корчмарь явно служит упырям, а следовательно – ему уже вынесен приговор.

– Зденак! Павуш! – завопил трактирщик за дверью. – Сюда, болваны, лентяи! – И сразу же, без перехода – Открывай, сволочуга, хуже будет! На куски порежем, жилы вытянем, не знаешь, мразота, с кем связался!

Мастер улыбнулся. Он знал эти крики, в которых ненависть смешивалась со смертельным ужасом.

Самострел отправился обратно в кожаную петлю на бедро. Мастер поудобнее перехватил секиру обеими руками и резким пинком ноги вышиб подпиравший двери стул.

Оказалось, что их там не трое, а четверо. К Зденаку и Павушу – двум громилам косая сажень в плечах, с увесистым дубьём – присоединился третий, невысокий, худой, с костистым злым лицом, и натягивал небольшой лук. Четвёртым был сам трактирщик, успевший где-то разжиться настоящей совнёй, разве что с укороченным древком.

– А, попался, сука рваная! – завопил корчмарь из-за спин подручных. – Хватай его, робята!

«Робята» сунулись через порог. Они не были тупыми увальнями, в маленьких глазках, кроме злобы, читалась немалая сноровка в подобных делах. На мастера они кинулись разом, с двух сторон, размахивая перед собой дубинами.

Когда драться приходится с существами быстрее, сильнее, злобнее тебя в десять раз, поневоле чему-то научишься, коль хочешь остаться в живых.

Обычно мастер шёл в бой с холодной головой, но сейчас внутри всё словно пылало.

Упыри свили гнездо здесь, в Цитадели. У них тут прислужники – не бедные запуганные поселяне в глухих деревеньках пустоземья, а вполне себе зажиточные кабатчики, у которых был выбор. И они выбрали неправильно.

Секира свистнула, крюк на обухе с хрустом впился в дерево дубинки, рывок, и один из громил не удержался на ногах – пролетел мимо мастера, с грохотом врезался в спинку кровати, размолов её в щепки. Второй противник оказался проворнее, мастер едва успел подставить топорище, но торец дубины всё равно больно ударил в плечо. Хлопнула спущенная тетива, но лучник оказался не из лучших – промазал, неверно рассчитал, потому что толчок в плечо откинул мастера к самому окну.

Трактирщик рычал и размахивал совнёй, грозя пропороть спины своим подручным, но вперёд благоразумно не лез.

Первый из громил – то ли Зденак, то ли Павуш – ставший причиной безвременной кончины кровати – попытался встать. Мастер успел первее.

Секира свистнула, ударила по вцепившейся в дубину руке, рассекла запястье. То ли Павуш, то ли Зденак выронил оружие, схватился за обрубок целой рукой, недоумённо глядя на хлынувшую потоком кровь и вдруг дико завыл.

Второму противнику мастер на обратном ходу въехал утяжелённым торцом топорища прямо в лицо, снизу вверх под нос. Это жуткая, ослепляющая и гасящее сознание боль, носовой хрящ обращается чуть ли не в кашу; получивший своё громила обхватил лицо руками и сел, где стоял, меж сжатых пальцев брызнули алые струйки.

Мастер разворачивался к двум оставшимся противникам; однако лучник успел рвануть тетиву ещё раз и теперь не промахнулся.

Стрела была короткой и лёгкой, вошла в мякоть плеча, и в первый миг мастер даже не почувствовал боли.

Остролицый потратил ровно на одно мгновение больше того, что мог, накладывая стрелу и натягивая лук. Лезвие секиры прошло у него под подбородком, «рисуя второй рот», как говаривалось у охотников.