В своем путевом дневнике по этому поводу епископ записал: «Я разобрался во всех обстоятельствах и искренне рад, что этим человеком движут лучшие намерения: он жаждет замолить грехи и проступки прошлого, женившись на этой женщине, несмотря на ее возраст.
Бедняжка с трудом повторила слова, необходимые для проведения ритуала. Правда, ее английский язык, если таковым его возможно назвать, вызвал у жениха взрыв неописуемой радости. Подобная непристойность была тотчас осуждена и пресечена капитаном Кингом из Хобарта, который выступал в качестве отца невесты».
Именно эта супружеская чета и стала основателем самого многочисленного семейства метисов Мэнселл на Кейп-Баррене.
Старик Алекс Росс в 1912 году стал свидетелем кораблекрушения, которое произошло недалеко от его дома. Судно «Фарсунд» направлялось из Буэнос-Айреса в Сидней. Его занесло на коварные отмели, окружающие остров Ванситтарт.
Однажды сын Алекса Росса и Альф Кук, который воспитывался в семье Росса, бродили по острову и оказались возле места гибели корабля. Ребята стремглав кинулись домой, чтобы рассказать обо всем увиденном взрослым. Росс приказал юнцам двигаться верхом вдоль берега, чтобы они посмотрели, не остался ли кто-нибудь из членов команды в живых, а сам тем временем поспешил к кораблю.
Мальчики обнаружили тех, кому удалось спастись. Моряки, в свою очередь, опасаясь непредвиденных обстоятельств в заброшенном местечке, встретили ребят с топорами и палками в руках.
Потом моряки поведали старому Россу свою печальную историю. Корабль преследовала одна неудача за другой. Это приводило моряков в ужас. На пути из Южной Америки за борт упал человек. В тот момент он работал наверху. Ходили слухи, что канат, на котором он стоял, оказался подрезанным. Вряд ли кто-нибудь теперь узнает, что произошло на самом деле. Но одно было совершенно очевидно: все, кто находился на борту корабля, от капитана до плотника, не жалели, что судно тонет.
Пока ребята разыскивали оставшихся в живых, старый Алекс Росс оглядел корабль. Он пообещал капитану снять судно с отмели, что и сделал. Корабль направился в открытое море. Однако трос порвался, и судно снова понесло на отмель.
До сей поры корабль так и остался стоять на том месте как память об одном из самых больших кораблекрушений в австралийских водах. Его мачты и нок-реи все еще устремлены вверх, и до недавнего времени необычная фигура в виде получеловека-полуживотного украшала нос корабля. Шесть лет назад ее сняли, и теперь она находится в Морском музее в Дувре (Тасмания).
Некоторое время команда «Фарсунда» оставалась на Ганкэрридже. Они уехали и оставили на острове корабельного кота. Моряки принесли его с корабля в мешке. Этот кот изрядно попутешествовал. В Буэнос-Айресе он сбежал с итальянской бригантины и попал на неудачливый «Фарсунд».
Семья Росса купила полузатонувшее судно и разобрала его. Море на отмелях не всегда спокойно. Однажды старшему Алексу пришлось провести на полубаке судна три дня из-за шторма.
На Ганкэрридже жизнь не казалась однообразной. Старый Росс был владельцем большого склада, и в заливе порой стояло до двадцати пяти судов. Человек сорок вели торговлю со склада. Ежегодно на острове проводилась стрижка овец и сюда приезжали стригали. Для упаковки шерсти использовали пресс, которому было лет сто. Его соорудили из досок толщиной пять сантиметров, и два человека паковали с его помощью пятнадцать тюков в день.
— Правда, чтобы навертеть пятнадцать тюков, надо встать пораньше и как следует потрудиться, — признался Росс. — Зато он не ломается. Мы даже сумели упаковать тридцатикилограммовый тюк.
Сейчас Ганкэрридж необитаем. Семьи Росса и Кука обосновались на острове Флиндерс. Росс получил лицензию на Ганкэрридж и регулярно наведывается на остров. Там пасутся его полторы тысячи овец.
На маленьком кладбище возле фермы, где прошла юность Росса, похоронены его мать и отец. Рядом с ними могила его первой жены и старшей дочери Исабель. Тут же покоятся погибшие моряки и те, кто умер на острове.
— В те времена хоронили просто, — рассказал мне Росс. — Мы сколачивали из останков кораблей гробы и покрывали их черной краской. Затем рыли могилы глубиной до двух метров и на веревках опускали туда гробы. Иногда приезжал псаломщик. Если его не было, мы читали Библию и молились.
На могилы устанавливали надгробные плиты с выгравированными на них именами и датами рождения и смерти. Могилы тех, кого оплакивать некому, должны быть сокрыты ото всех навсегда — так полагают стрейтсмены.