– Да, Бран признал его, Креб дал ему имя. Даже Бруду пришлось смириться с этим. И все любили Дарка – за исключением Бруда, – даже Ога, женщина очага Бруда. Когда у меня пропало молоко, она кормила его вместе со своим сыном, Грувом. Они росли вместе, как братья, и стали хорошими друзьями. Старый Грод смастерил Дарку маленькое копье для детских игр. – Эйла улыбнулась, вспомнив об этом. – Но больше всех его любила Уба, моя сестра. Мы с ней были как родные, так же как ты с Руги. Теперь она стала матерью Дарка. Я отдала его Убе, когда Бруд заставил меня покинуть клан. Возможно, внешне Дарк немного отличается от них, но все же клан принял его.
– Я ненавижу Летний сход! – Гневные жесты Ридага были исполнены отчаяния. – Как бы мне хотелось жить в клане вместе с Дарком.
Отчаяние Ридага потрясло Эйлу. Постаравшись отвлечь его разговором, она в конце концов уговорила его немного поесть, а потом уложила спать, но мысли ее невольно возвращались к последним словам мальчика.
Ранек наблюдал за Эйлой весь вечер. Он заметил ее удрученное состояние, она постоянно отвлекалась от дел и за вечерней трапезой почти ничего не ела, рассеянно глядя куда-то вдаль или сосредоточенно размышляя о чем-то. Он понял, что она сильно расстроена, и ему очень хотелось как-то утешить ее, разделить с ней эти печальные думы.
В эту ночь никто из обитателей не покинул Рогожную стоянку, поэтому в палатке было полно народу. Ранек ждал, когда Эйла наконец пойдет спать.
– Может быть, сегодня ты будешь со мной, Эйла? – Ранек заметил, что она опустила глаза и нахмурилась. – Мы не будем делить дары Радости, – быстро добавил он, – если ты этого не хочешь. Я понимаю, что у тебя сегодня был трудный день…
– Я думаю, для Львиной стоянки он был еще более трудным, – сказала Эйла.
– Да нет, мне так не кажется, но это не имеет значения. Мне просто хочется как-то помочь тебе, Эйла. Возможно, вместе нам будет теплее и моя любовь утешит тебя. Мне хочется быть рядом с тобой этой ночью.
Она согласно кивнула и, забравшись под меховое покрывало, устроилась рядом с Ранеком, но ей не спалось, она не могла даже лежать спокойно, и он осознавал это.
– Эйла, что тебя беспокоит? Ты не хочешь поделиться со мной? – сказал Ранек.
– Я все думаю о Ридаге и о моем сыне, не знаю, смогу ли я рассказать об этом. Сначала мне нужно самой все обдумать.
– Наверное, ты предпочла бы сейчас лежать в своей постели? – спросил он после недолгого молчания.
– Я понимаю, что ты хочешь помочь мне, Ранек, и уже от этого мне становится гораздо легче. Я даже не могу передать, как я обрадовалась там, на поляне, увидев, что ты стоишь рядом со мной. И я очень благодарна также Львиной стоянке. Все относились ко мне так доброжелательно, с удивительной чуткостью. Мне кажется, что я вовсе не заслуживала такого отношения. Я очень многому научилась у них, и я так гордилась, что стала мамутои, гордилась тем, что могу сказать, что я принадлежу к этому племени. Я думала, все Другие – те люди, которых я привыкла называть Другими, – похожи на обитателей Львиной стоянки, но теперь я знаю, что была не права. Так же как в клане, здесь много хороших людей, но есть и плохие, хотя даже хорошие люди могут иногда в чем-то заблуждаться. У меня была одна мечта… в общем, я планировала одно дело… но сейчас мне надо все серьезно обдумать.
– А думать тебе лучше в своей постели. Я понимаю, что моя близость смущает тебя. Можешь идти к себе, Эйла, все равно ты останешься рядом со мной, – сказал Ранек.
Не только Ранек весь вечер наблюдал за Эйлой; когда Джондалар заметил, что она, выбравшись из-под покрывала Ранека, перешла в свою постель, то испытал странное смешанное чувство. С одной стороны, он был рад, что ему не придется скрипеть зубами, слыша, как они делят дары Радости, но ему вдруг стало искренне жаль Ранека. Если бы он был на месте этого темнокожего резчика, ему бы захотелось удержать Эйлу, утешить ее, постараться взять на себя часть ее переживаний. И он наверняка был бы огорчен, если бы она ушла от него, решив спать одна.
Когда Ранек заснул и всю стоянку окутала глубокая тишина, Эйла тихонько встала, накинула легкую парку, чтобы не замерзнуть в ночной прохладе, и, взглянув на яркое звездное небо, выскользнула из палатки. Волк не замедлил последовать за ней. Они направились к лошадиному навесу, и их приветствовали ржание Удальца и тихое довольное пофыркивание Уинни. Эйла погладила и почесала своих питомцев, сопровождая эти действия успокаивающими словами, а затем она прижалась к Уинни, обняв ее за шею.