Охотники на мамонтов

В помещении большого четвертого очага одна из кроватей была завешена тяжелой кожаной полстью, отгораживавшей ее от узкого центрального прохода. Судя по доносившимся оттуда звукам и шорохам, эта лежанка была уже занята. Эйла заметила, что большинство спальных мест в этом длинном доме имели подобные занавесы, крепившиеся к мамонтовым костям сводчатой стены или к вертикальным кольям, вкопанным в землю. Однако не все занавесы использовались. Кровать Мамута, темневшая у противоположной стены, была открыта. Старик лежал под покрывалом, но Эйла знала, что он не спит.

Джондалар зажег лучину от горячих углей очага и, прикрывая ее рукой, понес к изголовью выделенной им лежанки. Там в стенной нише находился довольно плоский камень с выдолбленным посередине чашеобразным углублением, наполовину заполненным жиром. Джондалар зажег фитиль, напоминавший сплетенную из травы косичку, и огонь этого каменного светильника озарил стоявшую за ним фигурку Великой Матери. Затем он развязал ремни, стягивавшие два створа кожаного полога, и, когда они развернулись, скрыв их лежанку, Джондалар поманил к себе Эйлу.

Приподняв край занавеса, она проскользнула внутрь и залезла на возвышение, покрытое множеством меховых шкур. Усевшись в центре широкой лежанки, освещенной тускловатым, мерцающим светом и отгороженной занавесом, Эйла вдруг осознала, как надежно и уютно их маленькое ночное пристанище. Здесь они могли уединиться, забыв о существовании всего остального мира. Она вспомнила, как в детстве набрела на маленькую пещеру, где часто укрывалась потом, когда ей хотелось побыть в одиночестве.

— Какие они умные, Джондалар. Я и представить себе не могла, что можно придумать нечто подобное.

Джондалар вытянулся на постели рядом с ней, радуясь ее восторгу.

— Значит, тебе понравился этот полог?

— О да. Это дает ощущение уединения, хотя ты и знаешь, что окружен людьми. Да, мне здесь нравится, — сказала она с сияющей улыбкой.

Притянув Эйлу к себе, Джондалар нежно поцеловал ее и заметил:

— Эйла, ты так прекрасна, когда улыбаешься.

Она посмотрела на его лицо, озаренное внутренним светом любви: на его неотразимые ярко-синие глаза, которые в отблесках огня приобрели фиолетовый оттенок; на длинные белокурые волосы, разметавшиеся по меховому покрывалу; на волевой подбородок и высокий лоб, которые так сильно отличались от срезанных подбородков и покатых лбов членов Клана.

— Почему ты обрезаешь бороду? — спросила она, дотрагиваясь пальцами до жесткой щетины на его подбородке.

— Не знаю. Наверное, просто привычка. Летом без нее прохладнее и щеки не так чешутся… А к зиме я обычно опять отпускаю ее. Она согревает лицо в мороз. А что, тебе не нравятся бороды?

Она недоумевающе подняла брови.

— Но при чем тут я? Борода-то растет у мужчин, они и должны выбирать — брить ее или отпускать. Я спросила просто потому, что До встречи с тобой никогда не видела безбородых мужчин. А почему ты спросил, нравятся ли мне бороды?

— Потому, что я хочу угодить тебе, чтобы ты была довольна. Если тебе нравится борода, то я ее отпущу.

— Это не имеет значения. Важна не твоя борода, а ты сам. Ты сам угождаешь мне… нет, не так. — Она расстроено покачала головой. — Ты даешь мне довольство… удовольствие… Ты сам удовлетворяешь меня… — сбивчиво говорила она, пытаясь подобрать более точное выражение.

Он усмехнулся ее неловким попыткам и невольной двусмысленности словесных оборотов.

— Мне бы хотелось пройти с тобой ритуал Первой Радости. — Он вновь обнял и поцеловал ее. Эйла уютно устроилась у него под боком, но Джондалар вдруг перевернулся на живот и, приподнявшись, заглянул ей в глаза. — Я хочу повторить нашу первую ночь, — прошептал он. — Теперь для этого созданы все условия, и даже доний наблюдает за нами. — Он повернул голову в сторону ниши, где за каменным светильником стояло символическое изваяние женщины-матери, вырезанное из бивня мамонта.

— И это будет первая ночь… в племени Других, — закрыв глаза, пробормотала Эйла, осознавая важность этого момента и испытывая радостное волнение.

Обняв ладонями ее лицо и поцеловав сомкнутые веки, Джондалар посмотрел на Эйлу нежным любящим взглядом, думая, что в жизни не видел никого красивее этой женщины. Она немного отличалась от женщин Зеландонии. У Эйлы были более высокие скулы и широко расставленные глаза, обрамленные пушистыми ресницами, хотя ее густые волосы золотились, как зрелые осенние травы. Четко очерченное лицо заканчивалось упрямым, немного заостренным подбородком.

На изгибе ее шеи, у самой ключицы, виднелся маленький прямой шрам. Слегка коснувшись его губами, Джондалар почувствовал, как она вздрогнула от неожиданного удовольствия. Вновь приподнявшись и взглянув на ее лицо, он поцеловал кончик ее узкого прямого носа и уголок полных губ, чуть изогнувшихся в обещании улыбки.