Охотники на мутантов

— Этого никто точно не знает, но она все вещество будто растапливает и перемешивает. Земля под ногами такой вязкой становится, и ты как в болото… Органику не трогает, но если провалишься и выбраться не успеешь — «Зыбь» застынет, и ты в ней останешься, зацементирует лучше всякого бетона. Проваливаюсь я, в общем, в нее ногой, а перед глазами в это время всякая дрянь вертится, и я вроде как не понимаю, что это «Зыбь». Но провалился-то все же именно ногой, и в голове сразу: «Наши ноги и челюсти быстры — почему же, вожак, дай ответ, — мы затравленно мчимся на выстрел и не пробуем через запрет?» — и я, услышав это, как бы выныриваю из бреда. И вижу, что я «Зыбь» включил. А контролер сидит совсем близко, в двух шагах, на камне, и лыбится. Как я тогда выбрался… до сих пор сам себе не верю, что сумел. «Зыбь» ведь не просто перемешивает все, она при этом еще и растет. Одной ногой встал — считай, весь уже там. И под ботинками становится зыбко, мягко — не выпрыгнуть. То есть когда «Зыбь» мелкая, то можно, мне же попалась глубокая, провалился чуть не по пояс. Но небеса подсказали, прям озарение какое-то… В голове крутится: «Я из повиновения вышел за флажки — жажда жизни сильней!» — а тело в это время само все сделало, я даже испугаться не успел. Верней, испугался, но уже потом, когда понял, чего избежал… Короче, там так получилось: «Зыбь», когда я ее включил, разрослась аккурат до этого камня, на котором контролер на корточках присел. Я, значит, снял любимый «G-36» с шеи, за приклад взял, ремень на шею ему быстро накинул, рванул черта на себя, уронил в «Зыбь», на него вскочил и прыгнул на камень. Потом еще дальше по коридору отбежал для верности… Оглянулся — а «Зыбь» застыла уже. И контролер в ней по самые уши. И так он на меня смотрит… — Рамир вытер вспотевший лоб. — Дергается, пытается выбраться, а никак. Аж пузырится от усилий. Раз дернулся, другой, понял, что пропал, — и на меня взглядом такую волну покатил… Ненависти, понимаешь? Омерзения и ненависти — жгучую такую, ядовитую. Меня будто кипятком ошпарило, а потом схлынула волна, но следы ее остались на мне. — Он быстро оглянулся на Настьку. — Ничего не чувствуешь, а? Как будто пленка на мне невидимая прилеплена… Когда человек подходит любой — мне кажется, что пленка вроде как мерцает, хотя ничего не видно. И кожу будто покалывает, кончики пальцев тоже, мочки ушей иногда чесаться начинают… Странное такое ощущение. Это то, что я чувствую, — а люди тут же с лица спадают, краснеют, бормотать что-то начинают… ну и убегают куда подальше. — Рамир вздохнул. — Не сразу я сообразил, что к чему, но когда уж понял — ясно стало, что контролер в этом виноват.

Они вышли из очередной ложбины, и Настька, поравнявшись с Рамиром, взяла его за руку.

— За что же тебе такое наказание? — грустно спросила она.

— Да я вот и сам думаю, — нахмурился Цыган. Опять накатил стыд, и он отвернулся, помрачнел, говорливость его иссякла. — Ладно, Кипяток — он при смерти был, истощенный, и крыша у него поехала уже в той клетке, потому он на меня не реагировал. Страх ему мешал мое проклятие ощутить, ужас перед бюрерами и тем, что они его сожрать должны. Но ты… удивительно все же, почему ты ничего не ощущаешь? Может, это связано как-то с тем, что ты местная? Ну, родилась здесь… Дитя Зоны. Они здесь все странные, у них бывают отклонения…

Она отдернула руку.

— Я нормальная! Я не дитя Зоны, а… а человеческое дитя!

— Да нормальные-то люди меня боятся.

— И хвоста с рогами у меня нет! Еще раз скажешь, что я странная, так я тебя… — Она подняла кулаки.

Рамир невесело рассмеялся.

— Ладно, понял. Но только в Зоне всякие странности, наоборот, к лучшему. Полезны твои особенности могут быть, непонятно разве? Слушай, я на самом деле просто поражаюсь тебе. Могильник — такое место, что никто ничего про него толком не знает. Я сам себе не верю — иду тут с тобой по этому чертову Могильнику, живой… да это кому расскажи из сталкеров — не поверят! А если у тебя способности есть, то тебе в Зоне самое место…

Девушка насупилась.

— Нет уж, я тут жить не собираюсь, как дядя Василь, — отрезала она. — Я в большом мире останусь. Вот схожу до деревни, с Боргом поговорю и тут же обратно. Интернат закончу и все-таки поступлю в ветеринарный! — Она взмахнула рукой. — Вот так, поступлю! Подумаешь, менеджеры больше получают. Зато я животных люблю. Мне нравится их лечить… — Она покраснела и опустила голову, смущенная своим порывом.

А Рамир, наоборот, побледнел. Не бывать тебе дома, не окончить школу… Что сказала бы на это Ма? Сколько усилий она приложила, чтобы цыганского оборванца вывести в люди. Старая цыганка умерла бы со стыда, если бы знала, что ее любимый внук… И ведь не деться уже никуда — Умник со своими людьми ждет, он не выпустит Цыгана из Могильника живым, если тот не приведет девушку.

Земля под ногами дрогнула — Настька пискнула, Рамир отпрыгнул, пригнувшись, широко расставил ноги. Она качнулась вновь, снизу донеслось утробное ворчание.

— Что это?! — выдохнула побледневшая девушка.