Охотники на русалок

– Карпачев сказал, что дело будет под его личным контролем. Пытался жать на меня, стращал ответственностью. Там по статье положено до пяти лет, если я правильно поняла следователя. И это только доведение до самоубийства. А если еще и кража денег – совсем плохо. Кстати, следователь вполне вменяемый, только ужасно занудный. А этот дядин ставленник шумел, рычал, даже пару раз стукнул кулаком по столу. В общем, он считает меня виновной в смерти дяди.

– Виновного называет суд, пусть полковник не берет на себя лишнее! – взорвался Вадим.

– Думаю, он просто хотел меня запугать.

– Мне о том же говорил его зам, пока я тебя дожидался. Скажи, а ты сама видела записку? Что там написано? О деньгах и вообще?

– Видела, случайно. Ханджар мне ее показал, а потом сразу оперативнику отдал. Честно говоря, отказываюсь понимать, что произошло с дядей. Впечатление такое, будто он взял и сошел с ума. Текст примерно следующий: «Все было ошибкой, родные меня предали, я обречен на одиночество и старость в богадельне, перенести этого не могу, не надо было никого слушать, деньги от продажи дома, которые должны были обеспечить мне достойную старость, пропали, так жить больше не могу и не хочу. Прощайте!»

– А что-то вроде «в моей смерти прошу никого не винить»?

– Как видишь, все наоборот. Странно, что он еще мое имя большими буквами там не указал.

– Погоди, но ведь в записке нет ни слова про тебя, значит, обвинение не стоит выеденного яйца, – обрадовался Баратынский.

– Зато там сказано – родные предали. А кто родные? Я и мама. Других у него нет. А еще он написал, что пропали деньги. Деньги, если помнишь, я получала по доверенности. Кстати, имей в виду – этот вопрос не обсуждался, но теоретически можешь пойти свидетелем.

– Плевать, говори дальше.

– Получается, дядя мне доверил, а я их украла.

– Слушай, я тогда не спросил. Там ведь много было?

– Полтора миллиона долларов.

– Ого! – присвистнул Вадим.

– Правда, расписалась я у Потапова за десять миллионов рублей.

– В пять раз меньше, – прикинул Вадим. – Понятно, все шустрят ребята. И где эти деньги?

– Дядя при мне их в сейф спрятал. Однако следователь утверждает, что сейф не был заперт на замок. И оказался абсолютно пуст, не осталось даже документов, которые там хранились.

– Так какую сумму они ищут? Как ты им все объяснила?

– Да никак. Следователь спросил, знаю ли я о деньгах за проданный дом. Какой смысл мне было отпираться? Рассказала, как ездила по дядиной просьбе получать деньги за дом и участок. Конкретная сумма в записке не названа, поэтому я сказала, что расписалась за десять миллионов. Мне их принесли упакованными, и я, не считая, положила в сумку и привезла дяде.

– И как следователь отреагировал?

– Сказал, что это очень безответственно – принимать деньги без счета. Я ответила, что я вообще такая, и посоветовала им обратиться к господину Потапову за дальнейшими разъяснениями.

– Да, Потапов им, пожалуй, разъяснит. Он уж точно скажет, что ни про какие доллары не слышал, все чисто, по закону. Мерзкая ситуация. Все эти игры с деньгами хороши, пока все спокойно. А начнут разбираться – по документам одна сумма, в действительности – другая. Еще какая-нибудь статья УК всплывет. Лучше уж держаться рублевой версии. Что ты вообще знаешь про эту сделку?

– Ничего. Просто получила деньги и теперь изза них могу сесть в тюрьму. Они собираются доказывать, что я вынудила дядю продать дом и землю, потом довела его до самоубийства и украла все деньги.

– Бред!

– Вот именно. Но Карпачев грозил именно этим. Если его творческая мысль пойдет в том же направлении, они еще придумают, что это никакое не самоубийство, что именно я взяла и убила его.

– А записка?

– Приставила пистолет к голове, заставила написать. Кстати, им Анжела сильно помогла. Накатала на меня форменный донос – будто я за все время своего пребывания здесь только тем и занималась, что всячески издевалась над дядей-инвалидом, мешала врачам оказывать своевременную квалифицированную помощь и склоняла его к продаже дома. Надо же, а ведь такой любезной и приветливой девушкой казалась.

– Ладно, не драматизируй. Давай подумаем, как будем действовать. Зинченко, заместитель Карпачева, намекал, что хороший адвокат быстро развалит это дело.

– Погоди, адвоката нанять мы еще успеем. Меня тут посетила одна мысль. Вот мы говорим – странное дело. А почему? Потому, что есть в нем несуразности, нестыковки, противоречия.

– Например?

– Смотри, какая картина получается, если верить записке. Я привожу деньги, дядя прячет их в сейф. Вечером мы желаем друг другу спокойной ночи и мирно расходимся. А утром дядя встает, зачем-то открывает сейф, обнаруживает пропажу и в отчаянии – он теперь нищий и бездомный! – идет топиться. Так?

– Допустим. И что дальше?

– Дальше – полная ерунда. Эти деньги – лишь малая часть того, что дядя уже получил за дом и землю. Он сам мне об этом говорил. Кстати, и Потапов что-то такое буркнул, мол, на фиг Избуцкому была эта суета, ведь предлагал он всю сумму сразу загнать на его счета. Выходит, дядя, когда писал записку, забыл, что у него несколько миллионов в банке?