Охотники на снегу

Вырастают новые молоденькие дурочки, какой в свое время была Валечка, и полагают, что знают о жизни все. Богатые дурочки смеются над бедными дурочками, потому что отсутствие опыта по части развлечений и трат кажется им показателем убожества, отсталости и глупости. Дурочки постарше потешаются над дурочками помладше, через пять-семь лет роли меняются, младшие хохочут над потугами старших, в их глазах уже старых, и так до бесконечности. Дурочка, впервые покурившая травки или приобщившаяся к радостям группового секса, кажется себе удивительно продвинутой и опытной. Рефлексирующая дурочка в подобной ситуации казнится и считает себя навеки — иной раз до конца недели — испачканной. А многообещающая угроза увеличившегося ассортимента венерических заболеваний! А изобретение тестов на определение отцовства! И кажется дурочкам, «адептшам порока», что можно причаститься к «верхним продвинутым слоям» механическим путем, простым сложением грехов, количества партнеров и партнерш, отступлением от традиции.

Как будто никто из них не читал, а впрочем, и не читал (скучновато, да), сочинений несчастного безумного француза-маркиза, посаженного за свои фантазии на цепь в Венсенском замке; сочинения и фантазии, которые не вызывают ни страха, ни отвращения, одну скуку, именно из-за механического, безжизненного накопления «греха». Похоже, в институтах так и не отменили марксистско-ленинские дисциплины, и дурочкам продолжают вдалбливать закон перерастания количества в качество. Или подобное знание передается генетически?

Тетя Валя отлакировала философские изыскания очередным глотком бодрящего напитка и обратилась к никогда не надоедающей, отшлифованной годами ненависти, погрузившись в воспоминания о собственной молодости, друзьях и подругах и, конечно, о ней, Королеве.

С Катей Королёвой они жили в одной комнате в общежитии, учились в одной группе, выступали в одной команде КВНа. Обе приехали учиться в Ленинград из маленьких городков, в изобилии произраставших вдоль ветки железной дороги Москва — Ленинград, имели сходные биографии и даже внешне походили друг на друга, как сестры. Но Катины косы были длиннее и чернее, глаза ярче, плечи круглее, а талия стройнее, и одинаковые дешевые платьица выглядели на Кате элегантно, а на Вале всего лишь трогательно.

Не удивительно, что буквально сразу Катя превратилась из Королёвой в Королеву. С первого курса Королева принялась примерять роль роковой женщины, и какой-то старшекурсник прыгал из окна общежития, с третьего этажа, по Катиному капризу и сломал позвоночник, но историю замяли, как позже замяли другую историю с попыткой отравиться (с последующим залетом в «психушку») беременной жены их сокурсника, влюбившегося в Катю. Да мало ли было историй!

Валечка кружилась на Катиной орбите: выслушивала, сопровождала, вне очереди чистила на ужин или на завтрак картошку, если Королева задерживалась, утешала ее незадачливых поклонников и скоро научилась применять их к собственной пользе: от выполнения курсовых работ до походов по демократичным барам. Поначалу с некоторыми спала, но удовольствия в том оказалось мало, поклонники оставались собственностью Королевы даже в постели с Валечкой.

Распределились — после института — подруги также вместе, в один «почтовый ящик», в один отдел. Буквально сразу, через полгода работы и после поездки в подшефный колхоз, Катя загремела в больничку с развеселой болезнью. Это немедленно стало известно руководству и грозило Королеве увольнением, невзирая на всю ее неотразимую красоту. «Преступления против нравственности» (так могли назвать сигнал из кожно-венерологического диспансера, да еще на режимном предприятии) в те годы считались весьма серьезными, а на Катю, как на источник заражения, показал весьма уважаемый сотрудник, отягощенный семьей и большой ролью в профсоюзе. Но выйдя из больнички после профилактического лечения (на самом-то деле, у нее так ничего и не нашли, кроме воспаления придатков) Катя пошла к самому большому начальнику и, не смущаясь, изложила тому суть дела. Начальник, глядя на круглые ее плечики под форменным синим халатом, вошел в положение, пообещал разобраться и разобрался довольно быстро: Кате прибавили оклад на десять рублей, а уважаемого сотрудника перевели в другой «ящик» с небольшим повышением.

Примерно в это же время у них в театральной студии при «ящике» появился «на подвеске», то есть с окладом, новый режиссер, параллельно работавший в настоящем, пусть и небольшом, театре, настоящим, пусть и третьим по счету, помощником режиссера. Он показал им, наивным студийцам, подлинную — настоящую жизнь. Ездил с ними по городам и весям с выступлениями, таскал на подпольные концерты, на квартирники, организовывал встречи с приезжающими иностранными туристами через райком комсомола.