Заканчивался очередной летний сезон, который опять не принес ничего утешительного — нефтью в Кузбассе и не пахло. Сначала разбуривали Воскресенскую площадь, потом — Нижнегрязненскую. Ученые доказывали — где-то здесь должна быть нефть, должно быть скопление газа. Они приезжали на буровые, были в управлении, ораторствовали на совещаниях и выступали в печати, устно и письменно доказывая, что в недрах Кузбасса есть необходимые условия для образования нефти. Эти уверения были похожи на чудотворный бальзам, который ложился на старую рану. Кузбассу, Уралу, да и всей неоглядной Сибири нужны были своя нефть и свой газ. Государство щедро выделяло миллионы рублей на изыскательские работы, отрывая их от других насущных нужд. Нефть в Сибири была нужна, как хлеб, как воздух!
Но ее не находили. Бурили одну глубокую скважину за другой — и напрасно. Радужные прогнозы и предположения безжалостно опровергало обычное рабочее долото. Вынутые из тысячеметровой глубины пробы грунта, как говорится, нефтью и не пахли…
А далеко на севере, на Обском севере, в районе Березова еще три года тому назад ударил первый фонтан газа. Он бушевал почти год, пока его, наконец, не удалось задавить. Там, на севере, идут интенсивные поиски. А здесь что? Напрасная трата сил и времени. Фарман считал, что ему страшно не повезло в жизни, ибо еще на институтской скамье мечтал о своей нефти…
И Далманов не находил себе места. Худощавый, слегка похрамывающий (травма на футбольном поле еще давала о себе знать), с копной черных, слегка вьющихся волос, порывистый в движениях и стремительно-торопливый в речи, он и работал как одержимый. Дневал и ночевал на буровой, горячо переживал каждую неудачу.
Фарман — потомственный нефтяник. И отец его, и дед, и прадед добывали топливо на промыслах Баку, да и сам он начинал трудовой путь на буровой, работая коллектором в экспедиции. А институт был потом. И вот он, впитавший с пеленок вкус и запах нефти, внутренним чутьем догадывался, чувствовал, что у него под ногами никаких залежей нет, что они топчутся на пустом месте. И пробы, взятые из разных мест, доказывали бесполезность усилий.
Фарман не мог молчать, слепо выполняя указания начальства. Не мог молчать как специалист. Как коммунист. Его недавно приняли в ряды ленинской партии, членами которой были старшие братья, отец, дед… Дед Залман Далманов еще до революции вел нелегальную работу на нефтяных промыслах, участвовал в знаменитых бакинских забастовках, отбывал ссылку в Сибири…
И Фарман доказывал, опровергал прогнозы, спорил, имея в руках веские доказательства из нутра Земли. Вступал в конфликт с вышестоящим руководством, горячо атаковал начальника управления:
— Зачем бурить пустые дыры?
— Позвольте, как это — пустые? — округлое улыбчивое лицо начальника управления стало хмурым.
— Нету здесь большой нефти.
Георгии Петрович Казаминов не привык к критическим замечаниям. Тем более не желал выслушивать их от Далманова, у которого на губах еще институтское молоко не обсохло. Он так и подумал: «институтское молоко». И вслух произнес тоном, не допускающим возражения:
— Кузбасскому промышленному району нужна нефть. И газ. Так что не в бирюльки мы здесь с вами играем, а выполняем государственный план.
— План тоже составляют люди! Надо им подсказать, надо убедить. Вот керны, вынутые из разных глубин, вот анализы, — Фарман горячился, не пугаясь хмурости начальства, выпаливал фразы с быстротой пулеметной очереди. — Здесь, пожалуйста, только крупные нарушения структуры, сложный геологический разрез… Где антиклинали?.. Нет антиклиналей. Нет! Одни моноклинали есть, и нефти нет[1]
…— Стоп, молодой человек! Вы зачем сюда приехали?
— Как зачем? — Фарман удивленно смотрит на Казаминова. — По направлению приехал, работать приехал.
— В партию приняли? — начальник управления постукивал сломанным карандашом по столу.
— Приняли!.. Спасибо за доверие.
— План бурения реальный? — в голосе начальника — инспекторские нотки.
— Конечно, товарищ начальник! Совсем реальный.
— И работайте, трудитесь себе и нам на здоровье. Не осложняйте отношения. Не надо! Вы молодой, Курбан Фарманович…
— Наоборот, товарищ начальник. Фарман — меня звать, а отца — Курбаном.
— Так я и говорю, что вы, Фарман Курбанович, еще молодой руководитель, очень даже молодой. Вам расти надо. Расти! Ума и опыта набираться. А вы со своими возражениями лезете. Против кого? Против мнения ученых. Вы понимаете, с кем спорите?
— Почему спорить? Зачем спорить, когда совсем ясно? Вот смотрите анализы структур…
— Кто здесь командир производства? — не сдержался Казаминов. — Кто, я вас спрашиваю?
— Вы… Вы, Георгий Петрович!
— Тогда, будьте любезны, выполняйте мои указания! И все. На этом разговор окончим. — И добавил: — А личные соображения выскажете своей жене.