Охотники за каучуком

Один из убийц заметил трость с металлическим набалдашником. О, это не просто трость!

— Держи, знак отличия вождя теперь твой, — проговорил он подобострастно, подавая ее главарю. — Ты теперь хозяин!

— Хорошо, дружище. И смею заверить, добрый хозяин. Черт возьми! Уж мы теперь повеселимся, особенно те, кто мне помогал.

Внезапно с другого конца улицы раздался звук охотничьей трубы, заунывный, мрачный, как рев быка.

На лице предводителя заиграла дикая радость.

— Деревня наша. Кончено.

— Да здравствует Диого!.. Ура вождю!.. — заорали во всю глотку головорезы. Они столпились вокруг изувеченного мулата, отбивавшегося из последних сил.

— Да здравствует Диого!.. — Убийцы, ликуя, окружили своего нового вождя. Их черное дело сделано!

Внезапно улица оживилась. Вышли из укрытий те, кто до сих пор не принимал участия в сражении: мужчины — негры и мулаты, несколько женщин и детей. Человек пятьсот — шестьсот.

И все как по приказу, а может, просто признавая свершившийся факт, принялись кричать вместе с остальными. Такое воодушевление ярко демонстрировало силу их глубокой убежденности или уж, по крайней мере, мощь голосовых связок:

— Да здравствует Диого!.. Да здравствует вождь!..

— Да здравствует Диого!

Тот, кому была посвящена эта лестная церемония, желая, видимо, упрочить растущую на глазах популярность или обратить внимание присутствующих на символ своего восшествия на престол, картинно оперся на трость. Металлический набалдашник слепил глаза — кусок хрусталя на солнце не мог бы сверкать ярче!

— Спасибо, друзья мои, за то, что вы безо всякого принуждения избрали меня вождем, — провозгласил новоявленный правитель, повернувшись к толпе.

Эта тронная речь была встречена взрывом хохота, впрочем вполне благожелательного. Окровавленные трупы, валяющиеся вдоль всей улицы, не возражали против такого кощунства, разве что самим своим присутствием.

Слова «безо всякого принуждения», произнесенные в подобных обстоятельствах, обнаруживали тончайшее чувство юмора того, кто их произнес, и красноречиво свидетельствовали о «нравственности» аудитории.

Между тем вождь продолжал. Мягкий, удивительно музыкальный голос, каким обладает большинство черных, абсолютно не вязался со всем его обликом, и особенно — чудовищным торсом.

— Как я уже сказал, хозяин у вас добрый. И сейчас вы в этом убедитесь. Что сделал тот, который валяется теперь здесь, как прирезанный боров, шесть месяцев назад, когда вы признали его своим вождем? Он захватил добро своего предшественника, захапал себе его хижину, припасы, тростниковую водку, золото! А вам — ничего!

— Да… Да… Точно!

— Я, пришедший ему на смену отчасти по вашей, а больше по своей собственной воле, буду куда щедрей. Мне лично не нужно ничего. Хижина тирана теперь ваша. Поселяйся кто хочет! Разделите между собой охотничье снаряжение и рыболовные снасти. Пусть жребий определит, кому достанутся лодки и лошади. Съешьте его рыбу, выпейте водку, заберите себе золото!.. Все вам! Богатства узурпатора принадлежат народу.

Толпу, не ожидавшую такого поворота, охватил неслыханный энтузиазм. Все впали в неистовство. Приветствия, хвалебные возгласы, вопли, рев — обезумевшие от близости поживы мужчины, женщины, дети принялись отплясывать ликующую сарабанду.

Пьяные палачи бросились как одержимые впереди всех к большой хижине в центре улицы. Обрамленная красивыми банановыми деревьями, хижина выглядела заманчиво уютно.

Сам Диого и еще пять-шесть негодяев остались возле раненого недруга, упорно хранившего молчание.

Хижина была разграблена в мгновение ока. Прежде всего мародеры набросились на водку — остальное успеется.

Съестные припасы, причем немалые, растаяли на глазах. Только черные — с точки зрения белых, конечно, — могут быть такими прожорливыми, да разве что краснокожие.

Грабители быстро опьянели — действие спиртного усугублялось огненным дыханием экваториального солнца. Настоящее свирепое пиршество дикарей!

Одни не рассчитали своих сил и теперь, качаясь, брели неведомо куда. Выкрикивая что-то невразумительное, они наконец сваливались как подкошенные где ни попадя. Те, кто поумней, а может, просто порасчетливей, устраивались поудобней и смаковали жуткий ликер, стараясь растянуть удовольствие и отсрочить момент пьяного забвения. Находились и такие, назовем их самыми умными, которые прежде всего принимались за осмотр примитивного жилища — напиться до одури всегда успеется.

Охватившее их вскоре глухое недовольство очень быстро сменилось горьким разочарованием. Грубо раскрашенные сундуки с одеждой свергнутого вождя уже были перевернуты вверх дном — повсюду валялись его пожитки. Та же участь постигла плетенки и корзинки с зерном, фруктами и овощами. Огромные ноздреватые глиняные кувшины и горшки оказались все перебиты. Даже земляной пол перекопан мотыгой — все обследовано, дюйм за дюймом. Никакого золота! Нигде ни крупинки…

На что тогда тростниковая водка — она теперь и в глотку не полезет!

Нет золота!.. А золото — это та же завтрашняя водка, это легкая жизнь, беззаботное будущее.