Охотники за каучуком

К тому же мулаты умели, когда нужно было, завоевывать симпатию. Диого, отступив от своих суровых правил, разрешил открыть в поселке заведение розничной торговли водкой и разными импортными мелочами, своего рода полудикую коммерцию, он даже отнесся к этой идее благосклонно. И теперь все праздношатающиеся, то есть вообще все жители деревни, охотно собирались здесь.

Причину такой уступки со стороны вождя следовало искать в том, что он отлично разбирался в характере своих соплеменников: «Когда негр пьет и пока ему есть что пить, он ни о чем другом не думает. Желудок работает, голова отдыхает».

Мулаты сумели влезть пьяницам в душу с помощью водки. Они щедро, насколько позволяли их возможности, лили ее в жадные глотки и добились известной доброжелательности со стороны страждущих.

Впрочем, план свой они хранили в глубокой тайне и открыли его господину Лушу лишь в последний момент, видя в его сообщниках своих естественных союзников.

Тщательная конспирация давала шанс на успех, тем более Диого ни в малейшей степени не подозревал, что его жизни грозит опасность.

…Вечером было как обычно. В коммерческой лавке рекой лилось горючее, звучали идиотские песни, тела тряслись в скотских танцах. Появился Диого, сопровождаемый «верным» Жоао. Посидел часок в шалаше у причала, освещенном масляной лампой, кинул, как обычно, косой взгляд на державшихся особняком каторжников и, по-видимому, довольный шумным весельем подданных, величественно удалился.

Когда в карманах клиентов не осталось больше ни пылинки золота — местной валюты, — коммерсант закрыл двери своего заведения.

Каторжники вернулись в хижину, где они жили все вместе, по соседству с хижиной мулатов.

Некоторое время еще слышалось пьяное бормотание, выкрики продолжавших оргию, потом звуки смолкли, и деревня погрузилась в полную тишину.

Прошел час. Тут каторжники, которым тревога мешала задремать, скорее почувствовали, чем услышали, что к их хижине приближаются шаги босого человека.

Кто-то вошел, раздался легкий свист — условный сигнал, о котором предупреждал Луш.

— Это ты, приятель? — тихо спросил старый бандит.

— Я, — ответил бразилец.

— Оружие с тобой?

— Да. Заряжено, на каждого по ружью.

— Отлично… Давай… Эй вы, подъем! Час пробил! Вперед, друзья, вперед! Скажи-ка, приятель, а ты уверен, что этот ублюдок Диого уснул? Давай без дураков, у него сам знаешь, какая силища. В случае чего всех нас запросто угробит.

— Жоао вышел и подал знак, что все в порядке. Дело сделано… Диого выпил усыпляющее зелье. Я только что от его хижины… Храпит почище борова обожравшегося. А потом, Жоао оставил условленную метку: стебель кукурузы с початком у входа в шалаш.

— Тогда все нормально… Иди вперед, мы за тобой.

Все четверо молча разобрали ружья, захватили сабли и босиком вышли из хижины. Они присоединились к ожидавшим их мулатам и вместе с ними крадучись направились к жилищу вождя.

Пока все шло как надо, но тут их план, такой простой и ловкий, дал осечку.

Жоао должен был дожидаться в нескольких шагах от хижины, где Диого спал беспробудным сном, как бы репетируя смерть. Но Жоао на месте не оказалось.

— Проклятые негры! — прорычал господин Луш. — Ни в чем на них нельзя положиться. Поворачивай назад, сорвалось. Лучше вернуться в свою дыру.

— Раз уж ввязались, — возразил Геркулес, — давай расхлебывать. Эта скотина храпит вовсю. Отсюда слыхать… Негра нет, и черт с ним. Обойдемся. Я прирежу главаря, как поросенка.

— Ладно, черт побери, как скажете, — ответил господин Луш, разрываясь между обычной своей трусостью и желанием отделаться от жуткого негра. — Нас девять человек, мы вооружены и знаем толк в потасовках. Дьявол меня задери, если победа будет не за нами!

После краткого, тихого, как дыхание, коллоквиума[118] полные решимости заговорщики смело зашли в хижину, такую же убогую, как их собственные.

Это был простой навес из пальмовых листьев на четырех столбах, скрепленных между собой плетнем из бамбука, выполнявшим роль стен. Три отверстия — дверь и окна — всегда открыты, — Диого не боялся ни сквозняков, ни москитов, ни вампиров.

Вся-то мебель — пара грубых кресел, два сундука и гамак, натянутый между двумя опорами.

Ни часовых, ни ночных караульных. У главаря сон легкий, как у ягуара, и видит в темноте он тоже как этот хищник — Диого сам себя стережет по ночам.

Примитивная постройка дрожала от громкого храпа. Шедший впереди всех Геркулес передал свое ружье соседу, чтоб освободить руки, и взял саблю. Глаза привыкли к темноте, и он различил серую массу гамака, прогнувшегося под тяжестью человека.

Торопясь поскорее кончить дело, гигант обхватил левой рукой спящего, даже не сдернув покрывала, и резким движением проткнул его мачете.

Тот, придушенно захрипев, задергался в конвульсиях.

Геркулес еще сильнее сжал жертву и нанес еще удар, потом, пьянея от запаха крови, ручьем стекавшей на землю, принялся рубить как бешеный ставшее неподвижным тело.