Охотники за каучуком

— Ты все узнаешь… ведь ты — член нашей семьи. И тоже, как все мы, будешь сражен несчастьем.

Аллея стала изгибаться, дорога пошла в гору.

Справа и слева показались веселые хижины, возле которых вертелись, как волчки, маленькие, блестевшие на солнце негритята — настоящие полированные человечки из черного дерева; негритянки, кокетливо разодетые в разноцветные длинные рубахи, с серебряными браслетами на руках, ослепительно яркими головными уборами, деловито сновали среди гокко с глянцевым оперением, спокойных, словно механических, трубачей, мирно уживавшихся с петухами, курами и даже лесными куропатками.

Мужчины были на работе. Наверное, рубили тростник, собирали какао или кофе, а может, обрабатывали маниоку или заготавливали валежник.

Хижин становилось все больше и больше. Они образовали целую деревню, настоящий рай для работников.

Дорога все поднималась и поднималась. Два-три поворота — и деревья как бы расступились, окружив зеленым навесом возвышавшуюся неподалеку «Добрую Матушку». Это был настоящий тропический дворец. Такое роскошное жилище могли создать лишь местные колонисты. Ведь им нет нужды считаться со временем, площадью, рабочей силой, джунгли поставляли древесину на зависть любому набобу[140], и оставалось возводить за́мок своей мечты среди роскоши буйной тропической растительности, сообразуясь исключительно с собственным вкусом и представлением об удобстве.

Шарль, чье волнение возрастало с каждым шагом, на мгновение остановился и окинул взглядом ансамбль сооружений, раскинувшихся амфитеатром над лужайкой. Здесь были конюшни, склады, сахарные и масляные давильни. А еще — птичий двор, стойла, ткацкие, каретные, столярные мастерские… На отшибе стояла кузница. В гимнастическом зале — да-да, имелся и он! — с веселым криком упражнялись на снарядах ребятишки. И посреди всех этих построек, крытых коричневой от солнца и дождей дранкой, так прекрасно сочетавшейся с тенистой зеленью, возвышался жилой дом.

Эта колоссальная постройка, выполненная целиком из замечательного дерева местных лесов, напоминала очертаниями дом на каучуковой плантации Арагуари. Но тот был скромнее. Здесь же могли свободно разместиться пять-шесть семей.

В тени открытой веранды висело несколько гамаков из белого хлопка. Некоторые были заняты — наступил час сиесты[141].

Молодому колонисту с трудом удалось заставить себя сойти с места. Он тяжело двинулся к дому, шепча:

— Сколько горя принесу я сейчас в этот рай!

Шарль бросил взгляд на приунывших, как и он, спутниц, махнул им ободряюще рукой и первым вышел на открытое с восточной стороны пространство.

На звук его шагов из гамака стремительно поднялся молодой человек с непокрытой головой, одетый в рубашку из фуляра[142], отбросил прочь сигару и удивленно воскликнул:

— Шарль!

Они крепко обнялись.

— Неужели ты, Шарль? Что случилось?

— Анри!.. Произошло несчастье.

— О Господи! — Старший из братьев смертельно побледнел.

Услышав их голоса, увидев трех незнакомых женщин и приближавшегося Ангоссо, за которым следовали негры-гребцы, к лужайке сбежались все, кто был дома. Робен-отец, несмотря на свои шестьдесят пять лет, по-прежнему стройный и энергичный, выглядел импозантно. Белоснежные волосы и борода придавали ему величественность патриарха. За ним спешили жена, до сей поры счастливая мать, чьи прекрасные благородные черты выражали сейчас некоторую тревогу, и девушка, поразительно походившая на супругу Шарля.

Молодой француз отчаянно сжал в объятиях мать, отца и невестку, а те не осмеливались нарушить молчание.

— А где Эжен и Эдмон? — наконец спросил серингейро брата.

— Два дня назад ушли на золотую россыпь.

— Жаль, что их нет, потому что нам придется устроить семейный совет… он же — военный… Но, прежде чем я начну рассказ об обрушившихся на наши головы ужасных несчастьях, позвольте исполнить долг вежливости. Хочу представить вам своих спутниц, которым я уже от вашего имени обещал оказать гостеприимство. Они жертвы той же катастрофы, что разрушила мое счастье. Разлученные против воли со своими защитниками, оказавшиеся за две тысячи миль от родины, они найдут, я надеюсь, тут убежище и покровительство.

— Конечно, сынок, — с достоинством ответила госпожа Робен, протягивая гостьям руку. — С вами негры, значит, вы поднимались по Марони в пироге. Наверное, валитесь с ног от такого перехода. Прежде всего вам нужен отдых… Пойдемте, покажу вам комнаты.

Тем временем мужчины и жена Анри, приходившаяся, как, вероятно, помнят читатели «Гвианских робинзонов», сестрой жене Шарля, прошли в большую гостиную.

— Шарль, — резко начал Анри, — я сгораю от нетерпения и тревоги, отец не решается тебя расспросить… Рассказывай скорее… Ничего нет ужасней неизвестности.

— Так вот! Плантация моя разграблена и сожжена беглыми каторжниками, я совершенно разорен.

— И все? Это не так страшно, ты же умеешь работать.

— Да, это не так страшно, как то, что я расскажу дальше.

К этому времени вернулась госпожа Робен и села рядом со своей невесткой Люси.