Взводы сержантов Тагга и Собелонны собрались поглазеть на драку между – как увидел Флакон, когда протолкался поближе – Курносом и Лизунцом. Солдаты швыряли монеты в пыль, а два тяжёлых пехотинца пыхтели и качались, сжав друг друга в захватах. Сверху было видно лицо Лизунца – круглое, красное, потное и вымазанное пылью. Впрочем, происходящее не изменило его обычного выражения воловьего равнодушия. Он медленно моргал и, судя по всему, пытался что-то жевать.
Флакон толкнул локтем Тольса, солдата, оказавшегося от него по правую руку.
– Чего это они сцепились?
Тольс повернулся к Флакону, его узкое, бледное лицо подёргивалось.
– Всё чрезвычайно просто. Два взвода идут на марше – один за другим, затем меняются местами, и первые шагают позади, доказывая, что мифическое чувство товарищества и братства – не что иное как эпический повод для сложения дурных стихов и пошлых песен, предназначенных для услаждения низколобой публики, а проще говоря, – выдумка. Которая, наконец, воплотилась в этом позорном торжестве животных инстинктов…
– Лизунец Курносу ухо откусил, – вклинился капрал Рим, который стоял слева от Флакона.
– Ого. Его он и жуёт?
– Точно. И не особо торопится.
– А Тагг и Собелонна знают про капитанский сбор?
– Ага.
– Выходит, Курнос, которому сперва кончик носа отхватили, теперь ещё и одноухий?
– Ага. Стало быть, Лизунец остался с носом, а Курнос – без носа.
– А это не он женился на прошлой неделе?
– Он самый, на Ханне. Вон она стоит, против него ставит. Но, как по мне, она его не за личико-то полюбила, если ты понимаешь, о чём я.
Флакон приметил невысокий холм к северу от дороги, там росло около двух десятков скрюченных, сгорбленных гульдиндх.
– Это там старое кладбище?
– Вроде да, а что?
Не отвечая, Флакон протолкался через толпу и направился к холму. Сержант Бальзам нашёлся в разрытой грабителями могиле. Он вымазал лицо пеплом, а теперь издавал странный, монотонный стон и танцевал, ходя по крошечному кругу.
– Сержант, капитан собирает всех…
– Заткнись. Я занят.
– На закате, в овечьем загоне…
– Прервёшь далхонское погребальное пенье, и познаешь тысячу тысяч веков проклятий, что навсегда поразят весь твой род. Волосатые старухи выкрадут детей твоих детей и порубят на куски, а затем сварят с овощами и клубнеплодами и добавят несколько бесценных щепоток шафрана…
– Уже всё, сержант. Приказ передал. До свидания.
– …а далхонские колдуны, увешанные гирляндами из живых змей, возлягут с твоей женщиной, и она породит ядовитых червей, увитых курчавыми чёрными волосами…
– Продолжай в том же духе, сержант, и я сделаю твою куколку…
Бальзам одним махом выпрыгнул из могилы и выкатил глаза:
– Злой, злой человек! Оставь меня в покое! Я же тебе ничего не сделал!
Далхонец развернулся и помчался прочь так быстро, что шкура газели хлопала, будто на ветру.
Флакон развернулся и неторопливо пошёл обратно к своему лагерю.
Когда он вернулся, Смычок собирал свой арбалет, а Спрут наблюдал за сержантом с нескрываемым интересом. Рядом с сапёрами стоял ящик морантской взрывчатки – открытый, гранаты лежали в выстеленных мягкой тканью гнёздах, точно черепашьи яйца. Остальные солдаты сидели на некотором расстоянии от них и явно нервничали. Сержант поднял глаза:
– Ну что, Флакон, всех отыскал?
– Да.
– Хорошо. И как держатся остальные взводы?
– Нормально, – ответил Флакон и покосился на остальных, сжавшихся в кучку по другую сторону кострища. – А какой в этом смысл? Если ящик взорвётся, волной сами стены И'гхатана снесёт, а от вас и половины этой армии только розовый туман останется.
На лицах солдат разом возникло чуть смущённое выражение. Корик хмыкнул и наигранно лениво поднялся.
– Я с самого начала тут сидел, – заявил он. – Это потом уже Битум и Улыбка решили укрыться в моей обширной тени.
– Врёт он, – буркнула Улыбка. – Кстати, Флакон, а ты-то почему вызвался разнести приказ капитана?
– Потому что я не дурак.
– Да ну? – вклинился Битум. – Но ты же вернулся, правда?
– Я думал, они уже закончат за это время, – ответил Флакон и отмахнулся от мухи, которая вилась у него перед носом, а затем сел с подветренной стороны от костра. – Сержант, как ты думаешь, что хочет сказать капитан?
– Сапёры и щиты, – проворчал Спрут.
– Щиты?
– Ага. Мы пригибаемся и бежим, а остальные нас прикрывают, как щит, от стрел и камней, пока мы не заложим взрывчатку, а потом, кто уцелеет, бежит обратно так быстро, как только сможет, да только всё одно не успеет.
– Выходит, дорожка в один конец.
Спрут ухмыльнулся.
– Всё будет немного сложнее, – бросил Смычок. – Надеюсь.
– Она рванёт прямо внутрь, это её стиль.
– Может, и так, Спрут. А может, и нет. Ей нужно, чтобы, когда пыль уляжется, бóльшая часть армии осталась в живых осталась.
– Ну, спишет пару сотен сапёров.
– Нас и так уже немного, – заметил Смычок. – Не захочет она нас попусту терять.
– Вот уж новость будет тогда для всей Малазанской империи.
Сержант покосился на Спрута:
– Скажи, почему бы мне тебя не убить прямо здесь, да и дело с концом?
– Даже и не думай. Я хочу забрать с собой всех вас, знойных землекопов.