Охотники за костями. Том 1

И вот тогда я ему в горло и вцеплюсь. Зубами. Нет, они же шатаются, зубами нельзя. Нож найду, вот что нужно сделать. Или меч. Можно бутылку обменять на меч. Наоборот ведь получилось, верно? Полбутылки. А вторую половину я выпью. Полбутылки – полмеча. Нож. Полбутылки за нож. Который я всажу ему в глотку, а потом поменяю обратно на вторую половину бутылки. Если поторопиться, всё получится. И тогда у меня будет и нож, и целая бутылка.

Но сначала нужно, чтобы она меня развязала. По справедливости.

Я же в норме, все это видят. Спокойная такая, задумчивая…

– Сержант?

– Чего тебе, Урб?

– Думаю, ты всё ещё хочешь меня убить.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что ты рычишь и зубами скрежещешь, наверное.

Это не я. Наверняка.

Вот, значит, почему у меня так зубы болят. Я их сама и расшатала. О, боги, мне такое снилось когда-то, все зубы выпадают. Этот ублюдок меня ударил. Такой же, как этот расстрига, который исчез. Как бишь его звали?

Смекалка поуютней устроилась в мягкой ямке, которую её внушительный вес выдавил в песке.

– Здорово было бы, – сказала она.

Подёнка надула губы, затем поправила нос, сломанный уже столько раз, что она сама сбилась со счёта. При этом хрящи издавали хруст, который она находила до странности приятным.

– Что здорово-то?

– Здорово было бы знать всякое.

– Какое всякое?

– Ну, вот Флакона послушай. И Геслера, и Смрада. Они умные. Они про всякое говорят, и про другое тоже. Вот это было бы здорово.

– Ага, ну да, столько мозгов псу под хвост, да?

– Это ты о чём?

Подёнка фыркнула:

– Ты да я, Смекалка, мы же тяжёлая пехота, верно? Мы ноги в землю упрём и там стоим, да и плевать, зачем. Это всё вообще не важно.

– Но Флакон…

– Псу под хвост, Смекалка. Они же солдаты, Трича ради. Солдаты. Разве солдатам нужны мозги? Они только служить мешают, а это дело плохое. Они всякое думают, а от этого появляются мысли, а потом они уже не так и хотят драться.

– Почему это они от мыслей не захотят драться?

– Всё просто, Смекалка. Уж поверь мне. Если б солдаты много думали о том, что делают, они бы больше не дрались.

– Так почему ж вышло, что я устала, а уснуть не могу?

– И это просто.

– Правда?

– Ага, и звёзды тут ни при чём. Мы все солнца ждём. Все хотим увидеть солнце, потому что по всему выходило, что мы его больше не увидим.

– Ну да.

И после долгого задумчивого молчания Смекалка сказала:

– Здорово бы было.

– А теперь-то что здорово?

– Ну, быть такой же умной, как ты, Подёнка. Ты ж такая умная, что у тебя мыслей нет, и прям диву даёшься, чего ты делаешь в тяжёлой пехоте. И вообще в солдатах.

– Я не умная, Смекалка. Уж поверь мне. Знаешь, откуда я это знаю?

– Нет. Откуда?

– Оттуда… вот внутри… ты да я, и Лизунец, и Курнос, и Ура Хэла, и Ханно, все мы тяжпехи. Мы не испугались, никто из нас, вот оттуда и знаю.

– Так не было страшно. Просто темно, и долго мы там ползли, и ждали, пока нас Флакон выведет, ну и скучновато было иногда, вот и всё.

– Вот. А огонь тебя напугал?

– Ну, ожоги-то болят, верно?

– Ещё как.

– Мне это не понравилось.

– Мне тоже.

– Так что мы все делать-то теперь будем?

– Четырнадцатая? Не знаю. Мир спасать, наверное.

– Ага. Наверное. Было бы здорово.

– Ну да.

– Ой, смотри, это солнце встаёт?

– Ну, там же восток, где светлеет, так что, думаю, да. Рассвет.

– Здорово. Я его ждала. Наверное.

Спрут нашёл сержантов Тома Тисси, Шнура и Геслера. Они собрались у подножия склона, который вёл к западной дороге. Их, похоже, рассвет ничуть не волновал.

– Экие вы все серьёзные, – заметил сапёр.

– Идти далеко, – ответил Геслер, – вот и всё.

– У адъюнкта не было выбора, – сказал Спрут. – Тут бушевал огненный смерч – она никак не могла знать, что остались выжившие, которые прокопались прямо под ним.

Геслер взглянул на двух других сержантов, затем кивнул:

– Всё в порядке, Спрут. Мы знаем. Мы никакого убийства не задумывали.

Спрут повернулся к лагерю:

– Некоторые солдаты неправильно обо всём этом думают.

– Ну да, – согласился Шнур. – Но мы им мозги на место вправим ещё до заката.