Стоявший рядом яггут-полукровка помолчал, он не отводил взгляда бледных глаз от пейзажа, словно выискивая в нём какую-то закономерность. Затем он присел на корточки и подобрал осколок камня.
– Неимоверное давление, – пробормотал ягг. – А затем… насилие. – Он поднялся и отбросил камень в сторону. – Трещины пошли против природы. Видишь ближайшую? Она пролегла точно поперёк скального стыка. Я заинтригован, Маппо.
Трелль положил на землю свой джутовый мешок.
– Хочешь осмотреться?
– Да, – с улыбкой ответил Икарий, взглянув на друга. – Мои желания тебя не удивляют, ведь так? Не будет преувеличением сказать, что мы знаешь мою душу лучше меня самого. Будь ты женщиной…
– Будь я женщиной, Икарий, я бы серьёзно забеспокоился по поводу твоего вкуса.
– Спорить не буду, – отозвался ягг, – ты несколько… волосат. Даже, честно говоря, шерстист. И учитывая твоё телосложение, я полагаю, ты вполне способен повалить на землю быка-бхедерина.
– Ну, если только придётся… хотя не могу пока придумать, зачем.
– Идём, давай осмотримся.
Маппо зашагал по выжженной равнине следом за Икарием. Жара стояла невыносимая, иссушающая. Скальная порода под ногами несла следы огромного давления – длинные, извилистые завихрения. Даже лишайник здесь не прижился.
– Долгое время всё здесь было укрыто песком.
– Да, и лишь недавно земля обнажилась.
Друзья подошли к обрывистому краю ближайшего провала.
Солнечный свет частично проникал в него, очерчивая зазубренные, крутые стены, но дно тонуло во тьме.
– Я вижу спуск, – заявил Икарий.
– А я-то надеялся, что ты его не заметишь, – отозвался Маппо, присматриваясь к той же каменной трубе с удобным расположением выступов и трещин. – Ты же знаешь, как я ненавижу карабкаться вверх-вниз.
– Не знал, пока ты этого только что не сказал. Приступим?
– Погоди, захвачу свой мешок, – проговорил Маппо, поворачиваясь. – Мы там, скорее всего, ночь проведём.
Трелль вернулся к краю равнины. Радость от удовлетворённого любопытства заметно обесценилась для Маппо с тех пор, как он поклялся странствовать с Икарием. Теперь это чувство для него плотно связывалось с ужасом. Увы, Икариевы поиски ответа не были безнадёжны. И если правда откроется, она обрушится, как лавина, а Икарий не сумеет, не сможет пережить подобного откровения. О самом себе. Обо всём, что он совершил. И ягг попытается свести счёты с жизнью сам, если никто другой не окажет ему такой милости.
На краю этой бездны они оба оказались совсем недавно.
Однако любопытство – чувство переменчивое. Оно поедает время, отвлекает Икария от его неумолимого странствия.
Маппо устал. Сама его душа утомилась от этого маскарада. Слишком много лжи было в том, чтобы встать на этот путь, слишком много лжи в том, чтобы не сойти с него.
А ведь Икарий называл его другом. Хоть ягг и стал жертвой ужасного проклятья, он всё равно оставался доверчивым, благородным, открытым к радостям жизни.
Трелль сообразил, что неподвижно стоит над своим мешком. Сколько же времени он провёл здесь, погрузившись в собственные мысли? Этого он не знал.
– С тобой всё хорошо, друг мой? – спросил его по возвращении Икарий.
– Веди, – отозвался Маппо. – Мне сперва нужно спрятать мешок.
В глазах ягга промелькнуло что-то вроде озабоченности, но затем он, кивнув, отошёл к трубе, соскользнул с края и скрылся из виду.