– Когда я дерусь бок о бок с тобой, я слышу молитвы Миналы, даже если её нет рядом с нами. Даже когда она оттаскивает раненых и умирающих детей подальше от опасности, я слышу её. Она молится, Трулл Сэнгар, чтобы ты выстоял. Чтобы ты продолжал сражаться, чтобы чудо, каким являешься ты сам и твоё копьё, не изменило ей. Не изменило ей и её детям.
Трулл Сэнгар отвернулся.
– А, – сказал Онрак, – у тебя потекли слёзы, друг, и я вижу свою ошибку. Своими речами я желал вселить в тебя гордость, но вместо этого лишь разрушил броню и нанёс тебе глубокую рану. Отчаянием. Я сожалею. Я забыл слишком много о том, каково это – быть живым. – Потрёпанный в боях воин какое-то время молча взирал на Трулла и наконец проговорил. – Возможно, я смогу дать тебе что-то иное. Немного… надежды.
– Прошу тебя, попытайся, – прошептал Трулл в ответ.
– Временами в этом ущелье я ощущаю… некое присутствие. Очень слабо, звериным чутьём. Оно меня… успокаивает, не знаю почему, ибо мне не ясен исток этого чувства. В такие моменты, Трулл Сэнгар, мне кажется, что кто-то наблюдает за нами. Незримые глаза устремлены на нас. И в глазах этих безмерное сострадание.
– Ты говоришь это лишь с тем, чтобы утишить мою боль, Онрак?
– Нет, я не стал бы так тебя обманывать.
– Что… от кого это исходит?
– Не знаю. Но я заметил, что Монок Охем тоже чувствует это. И даже Ибра Гохан. Они встревожены, и это также радует меня.
– Ну, – проскрежетал голос совсем рядом, – это точно не я.
Тени сгустились, и согбенная фигура в капюшоне выступила из них, мерцая, точно в нерешительности – не готовая сковать себя единственным бытием в единственной реальности.
– Престол Тени.
– Исцеление, да? Отлично. Но у меня мало времени. Надо спешить, понимаете? Быстро!
Где-то внизу Карса Орлонг силился успокоить Погрома, и внезапные удары копыт по дереву, от которых у Самар Дэв задрожала палуба под ногами, были явным признаком того, что животное не скоро успокоится. Яггского коня трудно было не понять. Воздух внизу был спёртым, пропитанным болезнью и смертью, с резким привкусом безнадёжности.
Она пыталась держаться подальше от матросов-людей, ставивших паруса на громадном корабле, и наконец нашла место, где никто не толкал и не осыпал её проклятиями, – на самом носу, где приходилось цепко держаться за выбленки всякий раз, когда форштевень поднимался на волнах, а затем нырял вниз. Странным образом каждый такой бросок, от которого перехватывало дух, давал всё больше умиротворения и радости.
Кто-то внезапно оказался рядом, и она без всякого удивления узнала светловолосую голубоглазую ведьму. Ростом она была едва по плечо Самар, обнажённые руки выглядели мускулистыми, привычными к тяжёлой, однообразной работе. О характере это тоже кое-что говорило.
Жёсткая, нетерпимая, возможно, ненадёжная. Мускулы-тросы были натянуты постоянно, в силу внутренней потребности в постоянном нервном напряжении, которое расходовалось организмом как едкое, нескончаемое горючее.
– Меня звать Пернатая Ведьма, – сказала женщина, и с некоторым удивлением Самар Дэв осознала, что та ещё совсем молода. – Понятно мой слова?
– Мои слова.
– Мои слова. Он плохо учить, – добавила она.