Охотники за костями. Том 2

– Я знаю, что мне не стоит это говорить, – молвил бог, – но всё равно скажу. Не оставляй надежды, Маппо. В этой битве твоим величайшим врагом станет отчаяние. Настанет час, когда ты встанешь между Икарием и всем, чего ищут Безымянные… и я хочу верить, что ты не допустишь ошибки.

Маппо смотрел, как Котильон уходит во тьму, а Гончие следуют за ним по пятам.

Спустя некоторое время трелль перевёл взгляд на Искарала Прыща. Тот уставился на него блестящими глазами.

– Высший жрец, – молвил Маппо, – собираешься ли ты присоединиться ко мне в моём путешествии?

– Увы, я не могу. – Далхонец отвёл взгляд. – Этот трелль спятил! Его ждёт неудача! Конечно, его ждёт неудача! Он, считай, уже мёртв, я без слёз на него взглянуть не смогу. Всё исцеление Могоры коту под хвост! Какое расточительство! – Искарал Прыщ потёр лицо и вскочил на ноги. – Слишком много равных по своей огромной значимости задач ждёт меня, Маппо Коротышка. Нет, нам с тобой дóлжно немедленно разойтись разными дорогами, и пусть обе они ведут к славе! Как сказал Котильон, ты не потерпишь поражения. И я не потерплю. Победа будет за нами! – Он поднял в ночное небо кулак и потряс им. Затем обнял сам себя за плечи. – Боги милостивые, мы обречены.

Возникшая из тьмы Могора захихикала. В руках она держала охапку дров, наколотых чётко и качественно, будто поработал умелый дровосек. Ведьма положила их около костра.

– Помешай-ка угольки, милый мой, жалкий муженёк!

– Ты мне не указ, ведьма! Сама их помешай! Сейчас предо мной лежат куда более важные задачи!

– Например?

– Ну, для начала, мне нужно помочиться.

Глава тринадцатая

И все эти люди собрались

почтить память умершего,
будь он мужчиной, женщиной,
воином, королём иль шутом, —
и где же статуи, где изображенья
на холсте или в камне?

Но вот все сидят иль стоят,

и льётся вино к их ногам,
алыми каплями катится
по рукам и ладоням, а осы
в свою пору смерти и жажды
жалят и будят пьяные голоса.

Голоса, что сливаются в общем

недоумении, повторяя вопрос
опять и опять – почему? Но в этом
истина обретает своё удивленье,
ибо не спросят, почему же он умер,
не ищут в нём оправданья,

ибо в сердце мятущейся жизни

для каждого это собранье —
лишь эхо, лишь отзвук
личности прежней. И они
вопрошают снова и снова:
почему же мы здесь собрались?

Умерший не звался по имени,

но его – все имена, лица не имел,
но его – всё множество наших лиц,
и так мы узнали, средь этих ос,
умирающих, но в последний раз
жалящих в нервном угаре,

что это мы – мертвецы, которые собрались

в одном, невидимом разуме —
сидит иль стоит, мужчина иль женщина,
воин, царица иль просто глупец,
который напившись подумал
обо всём, что увидел в жизни.

Рыбак Кель Тат. Собрание у фонтана

Даже с четырьмя новыми колёсами тригалльский фургон представлял собой развалину. Две лошади погибли при падении. Трёх пайщиков задавило, а четвёртый сломал шею. Карполан Демесанд сидел на складном дорожном стуле, попивая травяной чай и морщась; голова его была перемотана окровавленными тряпками.

Спутники покинули яггутский Путь, Омтоз Феллак, и теперь их окружали знакомые пустоши, подлесок и голые холмы Семи Городов. Солнце катилось к зениту, прячась за пеленой облаков. Непривычно влажный воздух пах дождём. Кругом вилась мошкара.

– Признаки, – проговорила Ганат, – возрождения внутреннего моря.

Паран взглянул на неё и продолжил затягивать подпругу коню; тот старательно задерживал дыхание, выпятив грудь, чтобы ремень потом болтался, – видимо, надеялся, что в какой-то идеально неудачный момент Паран свалится у него со спины. Лошади были невольными участниками стольких человеческих эскапад, поражений и катастроф, что Паран не мог винить животное за вполне заслуженную враждебность.

– Ганат, – спросил он, – знаешь ли ты точно, где мы?

– Эта долина идёт на запад до моря Рараку, за внутренней грядой, а на востоке малохоженная дорога ведёт к Г'данисбану. – Поколебавшись, она прибавила: – Я давно уже не заходила так далеко на восток… так близко к городам твоего рода.

– Г'данисбан. Что ж, мне нужны припасы.