– Я испытываю, – проговорила Императрица, – огромное облегчение от того, что ты поняла необходимость событий, которым суждено свершиться сегодня ночью. В широкой перспективе, Тавор, это – малая жертва. Также ясно, что виканцы нам уже не принесут пользы – теперь, когда урожай из Семи Городов нам больше не доступен, прежние договора с племенами следует отменить. Иными словами, нам нужны Виканские равнины. Стада необходимо забить, землю – распахать, семена – посеять. Семь Городов преподали нам суровый урок того, что происходит, когда в вопросах снабжения Империи рассчитываешь на далёкие земли.
– Таким образом, – провозгласил Маллик Рэл, разводя руки в стороны, – необходимость – дело экономическое, да? То, что невежественный и отсталый народ придётся истребить, – печально, но, увы, неизбежно.
– Кому знать, как не тебе, – ответила ему Тавор. – Гедорийский культ джисталов на Фаларах был точно так же истреблён императором Келланведом. Ты, вероятно, один из весьма немногих уцелевших в то время.
Круглое, масляное лицо Маллика Рэла стало белым как мел. Адъюнкт продолжила:
– Мелкое примечание в хрониках Империи, его трудно найти. Впрочем, я полагаю, если ты обратишься к трудам Дукера, найдёшь ссылки. Конечно, «мелкое» – понятие относительное, каким, я полагаю, станет в будущей истории и этот виканский погром. Но для самих виканцев, разумеется, «мелким» он никак не станет.
– Что ты хочешь сказать, женщина? – спросил Маллик Рэл.
– Полезно иногда остановиться на тропе, а затем вернуться обратно на некоторое расстояние.
– Зачем же?
– Чтобы понять побуждения, джистал. Похоже, что этой ночью многое развёртывается, завершается. Договоры, союзы, воспоминания…
– Эту дискуссию, – перебила Императрица, – можно продолжить в другое время. Толпа в городе скоро обратится против самой себя, если не предоставить ей избранных жертв. Вы готовы, адъюнкт?
Калам вдруг понял, что задержал дыхание. Он не видел глаз Тавор, но что-то во взгляде Ласиин подсказало ему, что адъюнкт скрестила взор с Императрицей, и в этот миг что-то произошло между ними, медленно, постепенно, глаза Ласиин стали – плоскими, бесцветными. Адъюнкт поднялась:
– Да, Императрица.
Ян'тарь также встала и, прежде чем кто-то успел посмотреть в его сторону, оказался на ногах и Калам.
– Адъюнкт, – устало проворчал он, – я провожу вас наружу.
– Когда управишься с этим знаком вежливости, – сказала Императрица, – пожалуйста, вернись сюда. Я не принимала твоей отставки из состава Когтей, Калам Мехар, и более того, мне кажется, что повышение уже давно тебя заждалось. Поскольку Шик, видимо, сгинул на Имперском Пути, должность главы Когтей вакантна. Не могу себе представить кого-то более подходящего для того, чтобы её занять.
Калам приподнял брови:
– И ты думаешь, Императрица, что я приму этот титул и просто засяду в Западной башне в Унте, окружив себя шлюхами и прихлебателями? Стану новым Шиком?
Теперь уже Ласиин ответила безо всякого выражения:
– Ни к коем случае, Калам Мехар.
Калам не верил, что сможет заговорить, да и не знал, что сказать, если сможет, поэтому он просто поклонился Императрице, а затем последовал за Тавор и Ян'тарь вон из зала.
В коридор.
Двадцать три шага до прихожей – ни одного «Красного клинка» там не осталось. И Тавор остановилась, жестом отправила Ян'тарь к дальней двери. Сама адъюнкт закрыла дверь за собой.
И повернулась к Каламу. Но заговорила Ян'тарь:
– Калам Мехар. Сколько Пятерней нас ждут?
Он отвёл глаза:
– Каждая Пятерня приучена работать как единое целое. Это разом и сила, и слабость.
– Сколько?
– У пирса стоят четыре корабля. До восьмидесяти.
– Восьмидесяти?
Убийца кивнул.
– Нет, – отрезала Тавор.
Калам нахмурился, взглянул на неё.
– Мы покинем Малазанскую империю. И вероятнее всего, никогда не вернёмся.
Калам отошёл к стене, прислонился к ней спиной и закрыл глаза. Пот градом катился по его лицу.
– Ты не поняла, чтó она мне только что предложила? Я могу вернуться в тот зал и сделать ровно то, чего она от меня хочет. Потом мы с ней выйдем оттуда, оставив два трупа, две отрезанные головы на треклятом столе. Да будь я проклят, Тавор, – восемьдесят Пятерней!
– Я понимаю, – ответила адъюнкт. – Тогда иди. Я не изменю своего мнения о тебе, Калам Мехар. Ты – часть Малазанской империи. Теперь – служи ей.
Но он не шевельнулся, не открыл глаза.
– Значит, для тебя она больше ничего не значит, Тавор?
– У меня другие заботы.
– Объясни.
– Нет.
– Почему?
Ян'тарь сказала: