– Выспись, Скиллара. Нравится тебе это или нет, но только ты здесь можешь накормить свою девочку. Если только мы не сумеем убедить Джессу из крайнего восточного дома. Как бы то ни было, она уже скоро проголодается.
– Голодная, – пробормотала у него за спиной женщина. – Как кошка с глистами.
В главном зале Высший маг забрал ребёнка у Чаура. Щербатое лицо глуповатого великана заливали слёзы, которых Л'орик не заметил, так как расхаживал туда-сюда с беспокойным младенцем на руках.
– Хотел спросить, – обратился Баратол к Л'орику, – с какого возраста напрочь утрачиваешь сострадание?
Высший маг нахмурился.
– О чём ты?
Не обращая на него внимания, кузнец подошёл к Чауру.
– Ты и я, – сказал он, – будем выкапывать тело. Много копать, Чаур, как ты любишь.
Чаур закивал, и сквозь слёзы прорезалась слабая улыбка.
Выйдя наружу, Баратол повёл здоровяка к кузнице, где они прихватили кирку и лопату, а оттуда уже направились к каменистой равнине, на запад от деревни. Накануне ночью неожиданно для этой поры года прошёл дождь, но утренний солнцепёк не оставил от влаги и следа. Могила располагалась рядом с полузасыпанной ямой, в которую сбросили остатки лошадиных туш, после того как Урдан их разделал. Ему было велено сжечь останки, но он явно об этом позабыл. Волки, койоты и птицы немедленно отыскали кости и требуху, а теперь яма кишела червями и мухами. В двадцати шагах к западу валялось раздувшееся тело демона, не тронутое падальщиками.
Пока Чаур занимался откапыванием замотанного в саван тела Геборика, Баратол рассматривал бесформенную тушу демона. Растянувшаяся шкура покрылась белыми полосами и будто потрескалась. С такого расстояния Баратол не мог толком рассмотреть, но ему почудилось, будто под останками растеклось чёрное пятно, словно что-то вылилось изнутри.
– Я сейчас вернусь, Чаур.
Здоровяк улыбнулся.
Чем ближе кузнец подходил, тем больше хмурился. Чёрное пятно оказалось мёртвыми мухами, тысячами мух. Он замедлил шаг, затем остановился, держась в пяти шагах от непонятной груды. Что-то шевельнулось – снова и снова, проталкиваясь наружу через пузырящуюся шкуру.
И тогда в голове Баратола раздался голос:
Кузнец вытащил нож и шагнул вперёд. Подойдя к демону, он нагнулся и провёл хорошо отточенным лезвием по одной из трещин на толстой кожистой шкуре. Внезапно кожа лопнула, и Баратол, ругаясь, отшатнулся, когда из разреза хлынул поток желтоватой жижи.
Нечто, похожее на руку, затем предплечье и локоть протолкнулись наружу, расширяя разрез, и миг спустя зверь выскользнул на свободу, блеснув четырьмя глазами. На том месте, где у тела не хватало двух конечностей, теперь красовались новые, чуть поменьше и бледные, но вполне рабочие.
–
Спрятав нож, Баратол отвернулся и направился к Чауру, тащившему тело Геборика. Он слышал, что демон следует за ним.
Дойдя до оставленной позади у могилы кирки, кузнец обернулся, взвешивая орудие в руках.
– Что-то мне подсказывает, – бросил он демону, – что если всадить кирку тебе в голову, новый мозг ты не отрастишь.
– Это не ужас. Омерзение.
Причудливые глаза демона повернулись в глазницах, а голова уставилась Баратолу за спину.
– Лучше поспеши, – сказал Баратол. – Он вот-вот заведёт нового фамильяра.
Кузнец опустил кирку и глянул на Чаура.
Здоровяк стоял на телом Геборика, уставившись на демона огромными глазами.
– Всё в порядке, Чаур, – сказал Баратол. – Давай отнесём мертвеца на отвал за кузницей.
Вновь улыбаясь, великан поднял тело Геборика. До Баратола донеслась вонь разлагающейся плоти.
Пожав плечами, кузнец поднял лопату.
Серожаб размашистыми прыжками понёсся в сторону главной улицы селения.
Глаза дремлющей Скиллары широко распахнулись, когда в её разум ворвался торжествующий голос.
– Серожаб? Мне сказали, ты умер! С чего это ты говоришь со мной? Ты никогда со мной не говоришь!