– Так вы говорите, что зашли в тупик и не видите способа соединить кипяченый бульон с воздухом так, чтобы туда не попадали живые существа? – весело сказал Балар смущенно смотревшему на него Пастеру. – Послушайте, мой друг, ведь ни вы, ни я не верим, что микробы могут самостоятельно зарождаться в дрожжевом бульоне; мы оба знаем, что они попадают или заползают туда вместе с воздушной пылью, не так ли?
– Да, конечно, но…
– Постойте минутку! – перебил Балар. – Почему вы не хотите попробовать такую штуку: налейте в колбу бульону, вскипятите его, потом отверстие колбы поставьте в таком положении, чтобы пыль туда никак не могла попасть, а воздух мог бы входить в каком угодно количестве.
– Но как же это сделать? – спросил Пастер.
– Очень просто, – ответил ему безвестный ныне Балар. – Возьмите колбу, налейте в нее бульон; затем расплавьте горлышко колбы на паяльной лампе и вытяните его в длинную, тонкую, спускающуюся книзу трубку. Придайте трубке такую форму, какую придает лебедь своей шее, когда хочет что-нибудь выловить из воды. Только нужно оставить отверстие трубки открытым, вот и все… Получится нечто в таком роде… – Балар быстро сделал набросок.
Пастер взглянул и моментально понял все дьявольское остроумие этого простого опыта.
– Значит, микробы не могут попасть в колбу, потому что пылинки, на которых они сидят, слабо передвигаются снизу вверх. Это восхитительно! Теперь я все понимаю!
– Вот именно, – улыбнулся Балар. – Попробуйте проделать эту штуку, и вы узнаете, сработает ли.
Затем он распрощался, чтобы продолжать свои плодотворные посещения чужих лабораторий.
У Пастера теперь были помощники и помывщики лабораторной посуды, и он отдал приказ спешно готовить колбы. Лаборатория загудела и зажужжала резким, прерывистым шумом паяльных ламп, и он горячо принялся за работу. Он брал колбы, наливал в них дрожжевого бульона, расплавлял их горлышки на огне, затем вытягивал и загибал их книзу, придавая им форму лебединых шей, свиных хвостиков, китайских кос и много других причудливых форм. Затем он кипятил находящийся в них бульон, это выгоняло из них воздух, но когда колбы охлаждались, в них входил новый, ненагретый, идеально чистый воздух.
Когда колбы были готовы, Пастер с комической важностью полез на четвереньках в узкую нору под лестницей и осторожно перенес их одну за другой в находившийся там термостат. Утром он пришел в лабораторию первым, и, если бы там оказался случайный зритель, он мог бы увидеть, как в мгновение ока зад ученого мелькнул и скрылся внизу, под лестницей. Словно гончая собака на зайца, он бросился на свой термостат с заключавшимися в нем колбами. Семья, любовь, завтрак и все прочие житейские мелочи в этот момент для него совершенно перестали существовать.
Через полчаса уже можно было видеть, как радостно сверкают его глаза из-под запотевших очков, и у него действительно было полное основание торжествовать, потому что все его причудливые длинногорлые колбы с дрожжевыми бульонами были идеально прозрачны, и в них не оказалось ни одного живого существа. На другой и на третий день в них не произошло никаких перемен. Не оставалось сомнений в том, что система Балара действует прекрасно и совершенно очевидно доказывает, что самопроизвольное зарождение – вздор и чепуха.
Когда Балар снова к нему зашел, Пастер поспешил рассказать ему о своих успехах.
– Я надеялся, что это сработает, – с улыбкой сказал Балар. – Дело, видите ли, в том, что когда колба охлаждается и в нее входит новый воздух, то хотя частицы пыли вместе с зародышами и проникают в узкое горлышко, они задерживаются на влажных стенках маленькой трубочки.
– Но как же это можно доказать? – спросил Пастер.
– Просто возьмите одну из колб, в которых за несколько дней пребывания в термостате не появилось никаких живых существ, и взболтайте ее так, чтобы бульон хорошо ополоснул изогнутую часть трубки, затем поставьте ее назад в термостат, и вы увидите, что наутро ваш бульон станет совершенно мутным от массы крохотных животных – потомков тех, что застряли в маленькой трубочке.
Пастер проделал этот опыт, и все оказалось действительно так. Несколько дней спустя на блестящем собрании, где места брались с боем виднейшими представителями науки и искусства, Пастер в восторженных выражениях рассказал о своих колбах с лебедиными шеями и о проделанных опытах.
«Можно нисколько не сомневаться, что теория самопроизвольного зарождения никогда уже не оправится от смертельного удара, нанесенного ей этим простым маленьким опытом!» – страстно воскликнул он.