Охотники за микробами

Интереснейшее зрелище представляли эти два абсолютно противоположных друг другу человека, столкнувшиеся лицом к лицу в этот торжественный день. Пастер – весь движение, весь устремление вперед, энергичный, неутомимый боец, полный беззаветной веры и упований на будущее, и обращающийся к нему с плавной, величественной речью невозмутимый, неподвижный и массивный, как гора Эверест, Ренан, несравненный скептик, сомневающийся даже в собственном существовании, настолько не уверенный в необходимости хоть что-либо делать, что сделался в итоге одним из самых толстых людей Франции.

Ренан назвал Пастера гением, сравнил его с величайшими людьми в истории и в заключение обратился к этому маленькому, пылкому, полупарализованному и седовласому охотнику за микробами с чрезвычайно мягким и тонким увещеванием: «Истина, сударь, – величайшая ветреница. Не следует домогаться ее слишком страстно – она чаще и охотнее отвечает на холодное равнодушие. Бывает, она ускользает, будучи почти уже пойманной, или приходит сама к тому, у кого хватило терпения добиваться ее. Она внезапно возвращается после прощальных слов разлуки, но остается жестокой и неумолимой к слишком пылкому обожателю».

Конечно, Ренан был достаточно мудр, чтобы понимать, что его ласковое увещевание ни на секунду не удержит Пастера от его страстной и опрометчивой погони за истиной. Но эти слова как бы подводили итог всей мученической жизни Пастера и говорили о терновом венце, который нес этот неистовый маньяк, мечтавший переделать весь мир за короткий семидесятилетний срок, отпущенный ему для жизни.

7

И вот Пастер вдруг стал заниматься – непонятно, с чего вдруг? – введением тонких стеклянных трубочек в разверстые пасти собак, корчащихся от бешенства. В то время как двое помощников, стараясь держаться на почтительном расстоянии, растягивали в разные стороны щеки могучего бульдога, Пастер, едва не касаясь бородой ужасных клыков, один удар которых означал ужаснейшую из смертей, подчас обрызгиваемый смертоносной слюной, старался насосать в трубочку немного пены, чтобы получить материал для охоты за микробом бешенства. Мне хотелось бы в этот момент забыть все, что было сказано о его позерстве и о его не всегда достойных истинного искателя поступках. Когда он смотрел своими серыми глазами в рот бешеному бульдогу – в этом не было никакого позерства.

Почему Пастер решил заняться охотой именно за микробом бешенства? Ведь были тогда и десятки других серьезных болезней, микробы которых еще не были найдены, – не грозивших отважному исследователю, как бешенство, почти верной смертью в том случае, если одной из собак удалось бы вырваться на свободу.

Несомненно, что в нем говорил подлинный поэт и художник, когда он пустился в эту труднейшую и опаснейшую из охот, и сам Пастер говорил, что его все еще преследуют крики жертв бешеного волка, раздававшиеся на улицах Арбуа, когда он был маленьким мальчиком. Пастер знал, как стынет в жилах кровь от воя бешеной собаки. Он вспомнил, что и ста лет не прошло с тех пор, как во Франции обсуждался закон, воспрещающий отравлять, вешать и расстреливать несчастных людей, заподозренных в бешенстве напуганными согражданами. Несомненно, в своих мечтах он видел уже себя избавителем человечества от этого безумного ужаса, от этого безысходного страдания.

В конце 1882 года он напал наконец на верный след.

«Как редко теперь стали встречаться бешеные собаки, – подумал он, должно быть, про себя. – Старый Бурель доставляет их мне в очень ограниченном количестве, а бешеного человека найти еще труднее. Надо будет попробовать распространить бешенство среди лабораторных животных и затем постоянно его поддерживать, иначе не удастся изучить его как следует».

Ему было за шестьдесят, и он уже чувствовал некоторую усталость.

И вот однажды в лабораторию была доставлена пойманная арканом бешеная собака. Ее втолкнули в клетку со здоровыми собаками и позволили ей их перекусать. Ру и Шамберлан выуживали пену изо рта этой собаки, набирали ее в шприцы и впрыскивали кроликам и морским свинкам. Затем они с нетерпением стали ожидать, когда их зверинец начнет проявлять признаки бешенства. Иной раз опыт оказывался удачным, но очень часто не давал никаких результатов. Всего было перекусано четыре собаки; через шесть недель две из них взбесились, но две другие по прошествии целых месяцев не выказывали никаких признаков бешенства. В подобной работе не было ни закономерности, ни смысла, ни последовательности; это было ненаучно. Точно так же получалось со свинками и кроликами: у двух-трех кроликов случался паралич задних ног, и они погибали в ужасных конвульсиях, тогда как другие спокойно продолжали грызть свою морковь, как будто никогда и не заражались от бешеной собаки.

Вдруг Пастеру пришла в голову одна мысль, и он поспешил поделиться ею с Ру.