Охотники за нацистами

В 2000 году при людвигсбургском Центре по расследованию преступлений национал-социалистов открылся архив. Это направление деятельности планируется расширять по мере того, как количество новых дел будет уменьшаться. Уже сегодня Центр регулярно проводит для посетителей, прежде всего для групп школьников, образовательные программы, посвященные Третьему рейху и холокосту. О закрытии учреждения речь не идет. «У нас по-прежнему есть неизученный материал и люди, которым могут быть предъявлены обвинения»,[791] – говорит заместитель директора Томас Вилль.

Эфраим Зурофф заявляет о своих намерениях еще решительнее: «Вы не дождетесь пресс-конференции, на которой я объявлю: “Все, сдаюсь, с меня хватит. Поеду на Таити отдыхать под пальмой”. Я так не скажу, даже когда они [нацисты] все умрут».

* * *

«Мы не отдаем людей под суд, чтобы сделать символический жест или послужить высшей нравственной цели, – писал Аллан Райан. – Мы отдаем людей под суд, если они нарушили закон. Другого основания быть не может».[792] Как человек, возглавлявший Бюро специальных расследований в начале восьмидесятых годов, Райан не мог высказаться иначе. Но по крайней мере в одном он заблуждался: «охотники за нацистами» служили «высшей нравственной цели» и, невзирая на законы военного времени, преследовали тех, кто совершал антигуманные варварские поступки.

Всех, кто причастен к массовым убийствам, невозможно призвать к ответу – небольшая группа мужчин и женщин, известных как «охотники за нацистами», всегда это понимала. Гессенский генеральный прокурор Фриц Бауэр, инициировавший Освенцимские процессы шестидесятых годов во Франкфурте-на-Майне, отмечал, что обвиняемые выбраны из множества им подобных на роль «козлов отпущения». В ситуации, когда многие не менее виновные оставались на свободе, задача Бауэра заключалась не только в том, чтобы наказать хотя бы кого-то, но и в том, чтобы открыть обществу глаза на произошедшее.

Задача оказалась нелегкой, однако никакая другая страна мира не сделала в плане осмысления собственных чудовищных ошибок столько, сколько сделала Германия. Эта заслуга в немалой степени принадлежит Фрицу Бауэру и другим «охотникам за нацистами», таким как польский следователь Ян Зейн – инициатор первого освенцимского процесса, который состоялся вскоре после войны. Именно эти люди заставили общество взглянуть в лицо своему недавнему прошлому.

Рихард фон Вайцзеккер, сын одного из ведущих дипломатов Третьего рейха, служил в германской армии с момента ее вторжения на территорию Польши и похоронил брата, который сражался вместе с ним. Позднее, став президентом сначала Западной, а затем и объединенной Германии, Рихард фон Вайцзеккер неустанно напоминал соотечественникам о том, какую вину несет на себе их страна. В своем знаменитом обращении к парламенту по случаю сороковой годовщины капитуляции рейха он сказал: «В мире едва ли найдется государство, которое за все время своего существования не запятнало бы себя войной и насилием. Однако геноцид евреев – это преступление, не имеющее аналогов в мировой истории».[793]

Вайцзеккер счел необходимым поведать согражданам о том, какие чувства он испытал, узнав об окончании войны: «Это был день освобождения». После ухода с поста президента он согласился дать мне интервью и в ходе нашей беседы признал: тогда, в 1945 году, далеко не все соотечественники разделили его радость, поскольку то время принесло жителям Германии много страданий. «Но теперь, – подчеркнул экс-президент, – этот вопрос уже не вызывает сколько-нибудь серьезных споров. Капитуляция принесла нам освобождение».[794] Совсем не так обыкновенно говорят руководители побежденных держав. С этими словами, несомненно, согласился бы Фриц Бауэр, если бы прожил достаточно долго, чтобы их услышать.

Что же касается современных жителей Германии, то некоторые из них испытывают раздражение от постоянных упоминаний об исторической вине перед другими народами. Мартин Вальзер (знаменитый писатель, в чьих произведениях рассказывается о том, как немцы перестраивали свои жизни после падения рейха) не раз вызывал неоднозначную реакцию, говоря, что регулярные упоминания о недавнем прошлом стали для Германии чем-то вроде ритуала. Очевидно, имея в виду ту риторику, которая использовалась Вайцзеккером и другими представителями власти, Вальзер подчеркивает: память о лагерях смерти не должна использоваться в политических целях. «По моему опыту, об Освенциме часто заговаривают, когда хотят, чтобы оппонент замолчал, – пояснил он мне, когда в связи с одним из его выступлений разгорелась бурная дискуссия. – Если в ход пускают этот аргумент, человеку уже нечего возразить».[795] Когда я спросил Вальзера, хочет ли он сказать, что уже довольно говорить о холокосте, он ответил: «Эта страница никогда не будет закрыта. Думать иначе было бы сумасшествием. Но нельзя решать за немцев, как им нести бремя позора своей страны».[796]