Охотники за туманом

В его гарнизоне, там, в Закаспийском крае, Николай свары подчиненных из-за женщин пресекал быстро и решительно. Не было у его людей каких-то конфликтов из ревности, склок и скандалов. Там, на краю земли, все понимали, что это не к месту и не ко времени. Да и отношения между людьми было другие. К примеру, весь гарнизон знал, что случилось с Ниной, когда эскадрон их полка чуть-чуть не успел накрыть басмачей в горящей деревне. Все знали – но никогда за все эти годы никто ни словом, ни жестом не дал понять, что знают. И даже когда Ромка родился – смуглый кареглазый мальчуган – никто ничего не сказал. И среди малят-несмысшленышей никто Ромку не попрекал, что он не такой, как другие детки. А дети – они ж такие. Что дома слышат – то и между собой гутарят, не заботясь о том, кто что подумает. Значит, раз не говорили – то и по хатам на эту тему молчок был. Хотя, казалось бы. Деревня, в которой их эскадрон гарнизоном стоял – она деревня и есть. Сплетни, пересуды – все как везде. Кто что кому сказал, кто во что одет, кто к кому ходил, да сколько выпил, да кто с кем шуры-муры – все обсуждали. А про Нину с Ромкой – молчок. Потому что крепко уважали ее, Нину-то. Да и Николая тоже, чего уж тут скромничать. Не только потому, что он командир эскадрона. Быть начальником – этого еще недостаточно, чтобы люди не шептались по углам.

А еще потому не шептались, что каждая баба в деревне знала, что такое же может случиться и с ней. Причем в любой момент. Налетят кочевники – и молись, чтобы у мужиков рука не дрогнула. И у тех, кто в эскадроне, и у тех, кто с железной дороги. Чугунка – так звали железную дорогу в те времена – не место для слабых духом и телом людей. Железнодорожники были крепкие ребята, но и кочевники-текинцы тоже не слабаки. Это вам не каджары, которые только в своих гневных воззваниях себя воинами величают, а в поле да оружными их уже давно никто не видел, все по крепостям сидят. И это вам не трусоватые османы, которые от первого же залпа врассыпную бросаются.

Нет, братцы. Текинцы – отчаянные, смелые и хитрые всадники. Куда там до их коварства индейцам из книжек американского писателя Майн Рида! С ними, текинцами, воевать пришлось долго и всерьез. Не просто же так решили ветку чугунки построить до самой их главной цитадели. Поняли генералы, что одними легкими полками текинцев не одолеть, а тяжелое оружие через Каракумы конями переправлять – только попусту терять время и ресурс.

Николай судорожно выдохнул. Неприятно, да что ж теперь делать. И надо бы конфликт в зародыше гасить, пусть пока он лишь в виду легкого осадка неприязни к Михайле. Хорошо, что он будет в другой стороне от Николая охотится. Авось проветрится, да и сможет с Михайлой объясниться да прощенья попросить.

Тьфу, пропасть! Задумался о бабах и половину инструктажа прохлопал ушами!

– …так вот и получается, что мы с ним напару всю почву для пшеницы и приготовили. Только вот он еще и южные культуры у себя открыл. А кроме нас с тем неизвестным владетелем законами мироздания для пахотной земли никто не озаботился. Все остальные пока на собирательство надеются. Или считают открытого нами достаточным. Понятно ли? – закончил свою лекцию боярин и пристально заглянул каждому в глаза.

Николай хмуро кивнул. Не сознаваться же в невнимательности? Потом у Пахома расспросит, о чем речь была. Завтра с утра.

* * *

На следующее утро Николай успел сделать одну поездку охоту и как раз сдал Андрею Тимофеевичу два кристалла, когда со стороны ворот раздался заполошный колокольный звон.

Один из стрельцов-картонок, что дежурил в надвратной башне ритмично бил в небольшую бронзовую рынду. И дублировал голосом:

– Тревога! Тревога!

Проснувшиеся картонки-стрельцы выходили из караульного помещения и рассредотачивались по южной стене острога.

Вот так так!

– Нина! Седлай коней! – крикнул Николай, схватил перевязь с берендейкой, ружье и бросился к стене.

На крыльцо боярского дома неспешно вышел Андрей Тимофеевич с обнаженной шпагой. У Николая еще мысль мелькнула – он что это шпагой так странно помахивает? Неужели и правда ловит клинком солнечные зайчики? Такое легкомысленное поведение, да во время тревоги…

Кстати, что за тревога?

Николай встал на стене рядом с одним из стрельцов и выглянул наружу.

Зеленая степь, легко колышется от ветра трава. Вдалеке, на самом горизонте, еле видна стена тумана. Да отсюда она и стеной-то не выглядит. Так, узенькая полоска. Вроде все спокойно, в чем же дело? Из-за чего тревога?

А что это там, вдалеке, около ручейка? Точки какие-то. А если присмотреться, то… будто в сторону острога идет кто-то. В драной одежде, с ружьем на плече, сильно шатаясь… Пахом? Точно, он!

Николай быстро сбежал по лестнице и вскочил на уже оседланного Сердара, которого Нина держала под уздцы у самой лестницы. Андрей Тимофеевич, все так же беспечно стоя на крыльце слегка взмахнул шпагой и стрельцы, повинуясь его жесту начали отворять ворота.

Ахалтекинский скакун молнией вылетел за стены острога.