Охотники за туманом

— А еще, Викторыч, Михайла вон какую штуку удумал. Эксперимент, все как боярин любит, — Пахом ехидно подмигнул. — Там, на южном склоне, из базальтовых глыб нечто вроде расщелины получилось, а потом она как бы в туннель превращается. И как раз по этой расщелине до границы тумана дойти можно. Вот он думает в эту пещерку начинающего охотника запустить и посмотреть что получится. Монстр-то слабый будет, а какая местность откроется? Ведь по идее сверху, снизу и с боков сплошная скала. Какой в итоге сектор откроется? Кратер будет или все же сделают пещеру сто на сто метров?

— Интересная мысль. Сегодня пробовать будут?

— Ага, — кивнул Пахом. — Мы с вами да с тройкой охотников пойдем выбирать место для пробоя, а четвертый уйдет на тот склон, пещеру пробовать.

Пока караван разгружался, Николай с Пахомом успели осмотреть со склона горы убегающую вдаль реку, прикинули откуда начинать пробивать коридор к восточному соседу так, чтобы не сильно повредить очертаниям проступающей из тумана Михайловой горе. Потом был обед всей большой командой за длинным столом под большим навесом. Свежий ли воздух раззадорил аппетит, или продукты были какие-то особенные, но после еды боярин расхваливал Михайлу и Пахома за организацию лагеря, мельком мазнув взглядом по кухарке, что крутилась у костра.

А после обеда закипела работа. Группа охотников двинулась в обход по склону, к намеченному за рекой месту в стене тумана, а Андрей Тимофеевич с Михайлой засели над проектом рудника и дробилки.

Первым выходом взяли двойной кристалл. Умышленно, чтобы переход от Михайловой горы был отмечен какими-нибудь природным артефактом. У охотников с двойной охоты получился большой, обросший мхом фигурный валун с красноватым карельским пейзажем вокруг. Третий охотник тоже оказался находкой. На его секторе росла изумрудная зеленая трава и три невысоких молодых березки. Вот это да! До этого только у Николая получалось открывать сосенки на секторах, да и то в местах двойной охоты, как артефакт. А тут – пожалуйста, сектор с зачатками рощи на одиночной охоте.

— Все! Михайла мужика к себе заберет! — прошептал Пахом, ласково ощупывая кору шелестящей на ветру листвой березки. — Он мне про березовый уголь все уши прожужжал!

— Ты откуда будешь, друже? — восторженно спросил Николай у охотника.

— Воронежская губерния, — буркнул мужик.

— А звать тебя как? Уж извини, замотались, как-то мимо ушей пропустил когда вас представляли.

Мужик хмуро посмотрел на Николая, который все ходил кругами вокруг березок и с вызовом ответил:

— А нас вам и не представляли, господин ротмистр. Много чести – крестьянам имена давать!

Николай резко повернулся к нему и пристально посмотрел в глаза.

— И все же. Давай исправим эту оплошность. Меня вот Николай Викторович зовут. И ротмистром я был там, в Красноводске, в Закаспийском крае. Только вот где мы и где тот Красноводск? — сказал Николай и протянул руку.

Мужик немного помялся, но вызывающе смотреть перестал.

— Ну, раз Закаспийский край… — и ответил на рукопожатие. — Прошу меня простить. Просто как-то не сложились у меня отношения с конниками батюшки нашего Николая Павловича.

— Ну ты, брат, и претензию выдвинул! При Николае Палыче я еще пешком под стол ходил! А уж в Воронежской-то отродясь и не был. Но ты на вопрос так и не ответил, знаешь ли.

Мужик смущенно оглядел собравшихся вокруг охотников.

— Да тут, братцы, такое вот совпадение вышло. Родом я из деревни Березы воронежской губернии. И фамилия моя будет – Береза. А совпадение в том, что деревня моя расположена на дороге к Масловке, в аккурат между селами Михайловка и Пахомовка. Ей-богу, не вру!

А дальше Николай только и успевал мотаться в острог и обратно. Первый рейс сделал с боярином, который забрал двойной кристалл с оказией до острога. А следующие делал уже с Пахомом, который все-таки уговорил битюга Василия побыть некоторое время верховым конем. Правда, от седла Василий категорически отказался. Как и от уздечки. Еле-еле на недоуздок уговорили, под ехидные смешки Михайлы. Но Пахом-то мужик хоть и легкий, да цепкий и жилистый. Ничего, и без седла поездит.

Вечером, когда они уже в последний за этот день раз возвращались в острог, Николай все-таки решился задать вопрос.

— А скажи-ка мне, братец…

— Чего изволите-с, Николай Викторович? — с ехидцей ответил Пахом.

— Да брось ты мне «выкать», Пахом Евграфыч! Мы ж с тобой тут нынче в равных чинах. Нету уже кавалерийского ротмистра, вышел весь. В той жизни остался. Тут, считай, все заново начинать надо. Так что давай уж на «ты». Чего нам чиниться, все в одной лодке плывем.

Пахом хитро взглянул на Николая.

— Чего, Викторыч, тоска обуяла? Хочешь по душам поговорить, да не с кем?

— Да не то, что бы, — замялся Николай.

Пахом усмехнулся.

— Да ладно уж, чего назад сдаешь. На «ты» так на «ты». Говори, что спросить хотел такого, что при людях не сподобился. Я же вижу, целый день маешься, не знаешь как подступиться. Вон уже и от чинов открещиваешься, и весь из себя такой с нами ровня. Нешто совсем одиночество доконало?