— Да как же «никакого»?! — возмущенно завопил редактор. — Тут все ясно, как божий день! Тем более, что они были знакомы раньше! Они даже в суд на нас подать не смогут, а если и подадут, то ничего не добьются. Тут факты! Фак-ты! Это же материал не для одной статьи, а для целой серии. «Пропаганда криминального образа жизни!», «Тиражирование криминальных идей и взглядов», «Молодежь пытаются увлечь уголовной романтикой». Ты хочешь, чтобы они проповедовали свой образ жизни? Развращали нашу молодежь? Захватывали шоу- бизнес? И ведь это только идеологическая подоплека! Дело пахнет перекачкой криминальных денег. Стоит только копнуть поглубже, и все эти странные, якобы «прощальные» турне окажутся ничем иным, как сбором денег для «общака». Ты не хуже меня знаешь, что современные «общаки» — это не кубышка и не чугунок с деньгами. Это банки, фирмы, концерны, даже некоторые люди: художники, артисты, певцы, журна… Тьфу, черт, я от волнения даже заговариваться начал. Я хотел сказать: журналы и газеты… Не все, разумеется. И мы должны, просто обязаны дать всему этому отпор. Благо, время для этого подходящее: в центральных газетах как раз «волна» по этому поводу пошла. Мы же «в струю» попадем. Дай струю, Филимошин! Дай струю!
— Но это действительно не то, — слабо сопротивлялся Филимошин. — Она вполне честный человек…
— Не дай себя обмануть! Ты же знаешь, что в этом мире нет ни абсолютного зла, ни абсолютного добра, все относительно. Если бы все преступники имели отвратительные рожи и ослиные уши, было бы куда легче их разоблачать. Если бы они и облик имели соответствующий, то кто бы не увидел, с кем имеет дело? Но они рядятся в маски вполне порядочных людей. Ты же журналист, ты должен сорвать эти маски, разоблачать зло, показывать людям настоящую правду, а не ту, которая есть. В том-то вся и доблесть, что бы пересилить себя, выйти на бой несмотря на сомнения, биться со злом во всех его проявлениях, до последнего дыхания, не раздумывая, не робея! — чувствовалось, что на редактора снизошло вдохновение. Удачные разоблачения последних дней буквально окрылили его, вознося к грезам о невиданном тираже.
— Но если все относительно и абсолютного зла нет, то получается, что в каждом человеке есть что-то плохое и что-то хорошее, — устало сказал Филимошин. — Может быть, не стоит отыскивать зло и бороться с ним, а просто увидеть в людях и в жизни хорошее, попытаться показать его и умножить? А так получается, что охаять можно любого…
— Да! Да! Да! — заорал довольный редактор. — В том-то вся и прелесть! Наша работа вечна! Сенсации и разоблачения никогда не перестанут быть актуальны и интересны! Кто будет читать про что-то «хорошее»? Что ты под этим подразумеваешь? Слюнки и сопельки? Чушь! Кто сказал, что в раздоре нет правды? В споре рождается истина! Зло — это интересно, добро — это обыденность… Но оставим громкие слова. Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь о том, что в основе нашей работы лежит обязанность говорить людям правду, объективную правду. Мы это и делаем, только подаем ее в наиболее интересном виде. Кого интересуют сухие факты? Мы же это делаем не ради себя, а ради людей.
— Насколько помню, ни одна подлость на земле не была сделана из «меркантильных интересов», — сказал Филимошин. — Все убийства, войны, предательства, репрессии начинались «во благо народа», «во имя Бога», «во имя революции, перестройки, реформ» или, на худой конец, ради жены и детей… Не знаю, Семен Павлович… Мой нюх никогда меня не подводил… И сейчас…
— Вот именно, что «никогда не подводил», — подтвердил редактор. — Ведь почувствовал ты что-то, когда взялся за это дело, начал его… Значит, было предчувствие? Так не останавливайся же на полдороге!
— Но…
— Послушай, — рассердился редактор, — полчаса назад у меня сидел Евдокимов и слезно умолял позволить ему самому написать об этом. Я не только отговорил его, но и запретил вмешиваться в проводимое тобой расследование. А сейчас я начинаю задумываться: не зря ли я это сделал? Евдокимов — молодой, обещающий репортер и его уже давно пора выводить «на первую полосу». Может быть, эта статья и будет началом его карьеры, его «звездным часом»? Ты не можешь или не хочешь, так почему бы другим эту возможность не дать?
— Евдокимову?! — взвился Филимошин. — Да он даже некролог написать не в состоянии. Это — приложение к фотоаппарату, а не репортер. У него кроме наглости и нахрапистости других талантов сроду не было. Лезут в журналистику все, кому не лень, а обыватели судят обо всех разом… Скоро нас из-за таких вот Евдокимовых в один ряд с политиками ставить начнут. Благо, что «четвертая власть»… Ни в коем случае нельзя ему такие темы давать. Загубит все на корню. И себя дураком объявит, и нас на посмешище выставит. В таком деле грамотный подход нужен, тонкий, профессиональный…