Охотники за умами

Если японцы присылали в Академию слушателей, они настаивали, чтобы принимали двоих. Вскоре стало очевидно, что один из них начальник, а другой подчиненный, в обязанности которого вменялось чистить старшему ботинки, заправлять постель, убираться в комнате и вообще выполнять роль слуги. Несколько ребят отправились к Джиму Коттеру и нажаловались, что старший из японцев поднимает свой боевой дух, оттачивая на младшем приёмы карате, и забивает чуть ли не до смерти. Коттер отвел начальника японца в сторону и объяснил, что в Академии все равны, и ясно дал понять, что такое поведение нетерпимо. Но это только подтвердило, какие между нами стояли культурные барьеры и насколько сложно было их преодолевать. Я присутствовал на лекциях в аудиториях Академии и таким образом получал представление, как ведется преподавание. В конце сессии в декабре мне одновременно предложили работу и в НБП и в учебных подразделениях. Их начальник даже был готов выделить средства для оплаты продолжения моего образования, но меня больше интересовала бихевиористическая наука.

В Милуоки я вернулся за неделю до Рождества и был настолько уверен, что получу должность в Академии, что мы с Пэм приобрели участок в пять акров к югу от Квонтико. А в январе Бюро объявило, что начинает инспекционную оценку личного состава и на этот период замораживает все переводы. Новая работа уплывала из-под рук. Я завяз со своим участком в Виргинии и был вынужден занимать у отца, чтобы не опоздать с очередными взносами. И снова не имел представления, как сложится моя дальнейшая судьба в ФБР.

Но через несколько недель, когда я выехал на расследование с другим агентом Генри Мак-Каслином, раздался звонок: из штаб-квартиры мне сообщали, что в июне меня переводят в Квонтико и определяют заниматься БН.

В тридцать два года я должен был занять место Пэта Муллани, которого откомандировывали в инспекционный состав штаб-квартиры. Дело немалое. И прикидывая, что от меня потребуется, я по-настоящему беспокоился только лишь тогда, когда вспоминал о людях, которых мне предстояло учить. Я знал по своему опыту, как полицейские могут обходиться с куратором — даже с тем, который им нравится. Что уж говорить об инструкторе, пытающемся учить их, профессионалов, их собственному делу. Право сплясать перед ними я, безусловно, имел. Только вот сумею ли подобрать нужный мотив? Если предстояло преподавать им бихевиористическую науку, стоило подумать, как эту самую БН поглубже запрятать. Ведь чтобы заставить шефа полиции на пятнадцать-двадцать лет старше меня слушать мои откровения, следовало предлагать добротный товар.

6. Представление с колёс

Когда в июне 1977 года я приступил к службе в Научном бихевиористическом подразделении, туда были назначены девять других специальных агентов — главным образом на преподавательскую работу.

Основным курсом, который предлагался как сотрудникам ФБР, так и слушателям Национальной Академии, была прикладная криминалистическая психология. Его начал читать Говард Тетен еще в 1972 году и сосредоточился на том, что являлось самым важным для любого следователя — мотиве преступления. Предпринималась попытка разъяснить слушателям, почему убийцы и насильники думают и действуют так, а не иначе. Но несмотря на свою доступность и практическую пользу, курс всё же основывался на академической психологии. А примеры Тетен брал из личного опыта и позже из опыта других инструкторов. Но в то время авторитетами являлись и вели широкие методические исследования в своей области лишь академисты. И мы постепенно осознавали, что такой подход только сужает прикладной характер дисциплины в сфере законопорядка, и в особенности при раскрытии преступлений.