— Что там? — сурово спросил Лев Николаевич. Руслан поведал о наших злоключениях, а я, решив, что они как-то не впечатляют, напомнила о лодке в зарослях.
— И собака вела себя странно, — внесла свою лепту Женька. — Скулила и на брюхе ползала.
Все поискали глазами Ника, но он остался на улице, оттого, наверное, публика уставилась на меня, хотя с таким же успехом могла таращиться и на Женьку.
— Глупости все это, — грозно заявила Олимпиада и пошла вон из комнаты. — Нечего по ночам шляться, и тогда всякая чушь не будет мерещиться.
— Ничего нам не мерещилось, — разозлилась Женька. — Ребята следы видели. Видели? — рявкнула она, парни дружно кивнули.
— Эка невидаль, — огрызнулась Олимпиада. — Следы… Здесь люди живут, почему бы и не быть следам. И тропинки люди натоптали, вон их сколько по всему острову. Здесь все хожено-перехожено. Собаку вы сами перепугали. Я тебе давно говорила, Лева, надо настоящую собаку завести, а этот у нас точно заяц. Всего боится. Открытая калитка вовсе чепуха. Любка домой через эту калитку ходит, дом ее возле самого озера, ей тут идти ближе. Сегодня она задержалась и, должно быть, калитку не захлопнула, а я проверить забыла. Вот и все ваши тайны.
— А как же борода? — растерялась я.
— Какая еще борода?
— Я его за бороду держала, — чуть не плача, напомнила я.
— Хорошо хоть за бороду, — усмехнулась старая ведьма и исчезла за дверью, а я едва не задохнулась от возмущения.
— Вот что, в зарослях кто-то был. И я держала его за бороду. Если учесть, что все присутствующие бреются, выходит, в зарослях сидел чужак. Что он там делал, не знаю, но он зачем-то прятался, а Ник… — Неожиданно я нашла очень простое объяснение поведению собаки и не задумываясь выпалила: — А Ник знал этого человека, оттого и вел себя по-дурацки. Не мог же он в самом деле по команде «фас» вцепиться ему в горло. — Я перевела дыхание и лишь тут обратила внимание, какой эффект произвели мои слова: мужчины пялили глаза в пустоту, хмуря лбы, поджав губы, на их физиономиях читалась тревога. Женька, обратив на это внимание, робко кашлянула и потянула меня за руку. Я точно под гипнозом пошла за ней, но на пороге оглянулась — заключительная сцена из «Ревизора» продолжалась, а сквозь приоткрытую дверь напротив на меня взирала Олимпиада, и в глазах ее стыла самая настоящая ненависть.
— Вот осиное гнездо, прости господи, — бормотала Женька, когда мы поднимались по лестнице. — Угораздило нас вляпаться. Чую, не видать мне денежек, придется уносить отсюда ноги.
— Тут какая-то загадка, — зашептала я, лишь только мы оказались в моей комнате. — Ты глаза этой мегеры видела?
— Ну…
— Что ну? — разозлилась я. — Видела, как она на меня посмотрела? А почему? Потому что я сказала: Ник знал этого человека в зарослях.
— И что с того? — не поняла Женька.
— А то, что Олимпиада его тоже знает.
— Постой, чего-то больно мудрено…
Я принялась носиться по комнате, высказывая самые фантастические предположения.
— Тут явно какой-то заговор…
Женька слушала, чесала в затылке и вдруг изрекла:
— Ты Ромку своего любишь?
— Конечно, — опешила я. — Ромка-то здесь при чем?
— Ромка точно ни при чем. Просто я подумала…
— Да ты хоть слышишь, что я говорю? — возмутилась я.
— И слышу и вижу. Руслана, к примеру. Умный, сволочуга. Тактику сменил. «С тобой все в порядке, дорогая», — передразнила Женька. — А ты купилась.
— Я купилась? — ушам своим не веря, рявкнула я.
— Конечно. Я вот Ромке настучу, он тебе мозги-то вправит.
— Только попробуй, — запаниковала я. — И что за глупости? Что значит купилась?
— А кто ему головушку на грудь положил?
— В минуту слабости.
— Вот-вот, сначала головушку на грудь, а потом и ножки на ширину плеч.
— Какие ты гадости говоришь, — ахнула я и совершенно неожиданно заревела. Опустилась на кровать, отвернувшись от Женьки, та тут же пристроилась рядом и тяжко вздохнула:
— Я гадости не для своего удовольствия говорю, а для твоей пользы. Потому что бабья натура мне очень хорошо известна. Ты ж Ромку правда любишь, наделаешь глупостей, а схитрить сообразительности не хватит, начнешь терзаться да каяться. А у него ума самый минимум, зато темперамент ого-го, и выйдет полное дерьмо: молилась ли ты на ночь, Дездемона. А вы мне люди не чужие, и я переживаю.
— Что это ты мужа моего дураком обзываешь? — обиделась я.
— Дурак не дурак, но и не больно умный, к тому же ревнивый и на тебе вконец помешался.
— Так что ж нам теперь, уезжать? — шмыгнула я носом.
— Если чувствуешь, что Руслан тебя зацепил — сматываемся. Это, я тебе скажу, такой психолог… А человек — дрянь.
— Он мне совсем не нравится, — заверила я. — Честно. Опять же ты за мной приглядишь. Правда, Женечка? Уж очень любопытство разбирает. Что-то тут не так.
— Это точно, — кивнула подружка. — Я тебе больше скажу… — В этом месте Женька метнулась к двери и толчком распахнула ее. Очам нашим предстала Олимпиада.
— Чаю подать? — как ни в чем не бывало, осведомилась она.
— Нет, спасибо, — улыбнулась Женька. — Мы уже ложимся. — И закрыла дверь.