Охрана

В дикой кошке в конце лета есть что-то явно не дикое. Сытость, что ли? А может быть, этакое довольство жизнью? В натуре, уже не во внешности, Ольги Ряскиной было что-то сильное, дико волевое. Царапаться она, конечно же, умела да еще как. И замяукать, измяукаться могла до нервного тика – вынь да положь мне вон ту кофточку, муж ты или нет. Муж-то хорошо познал это за несколько лет супружества. Эти внешние проявления кошачести бросались в глаза, их видно было невооруженным глазом, некоторых они отпугивали, а мужа, например, они просто сводили с ума. Он устал от ее причуд еще в институте. И, может быть, поэтому, когда появился настоящий повод, он со спокойствием издерганного человека пошел на развод, смирился с ним, быстро привык к своей новой «должности» разведенного обитателя гостиницы.

Но даже он, человек неглупый, не успел догадаться о той внутренней силе, которая кошку делает кошкой, а жену его сделала Ольгой Ряскиной. Он привел ее в дом, приобщил к семейной жизни, но не одомашнил. Она жила в доме, но оставалась дикой, вольной, всех заставляла подстраиваться под себя. Даже свекровь, женщину сильную, пыталась сломать. Она была коварнее кошки. Людям удалось приручить это симпатичное животное, хотя и не одомашнить. Ольгу Ряскину даже приручить было невозможно.

Валентина была старше ее на восемь лет, и это оказалось очень кстати: опыт гарнизонной службы землячки помог Ольге в изучении диспозиции.

С Борисом Ивашкиным, сильным тридцатипятилетним летчиком, чем-то, правда, озабоченным, она начала свою бурную жизнь на «Речке». Неплохое начало. И, главное, нужное не только ей самой, но и Валентине. «Ты меня так выручила! – сказала та Ольге после первой их совместной поездки на Протоку в компании штурмана и летчика. – Он мне нравится, понимаешь? Но я боюсь его». – «А чего бояться? – не поняла Ольга. – Ты же не девочка». – «Он никогда не женится на мне. А жить так, серединка на половинку… нет, не в этом дело. В другом, – Валентина боялась говорить с новой подругой о сокровенном. – Я сама не хочу. Не хочу. Хватит». Ольга не стала допытываться, оценив проблемы подруги по-своему. Валентине было за тридцать. Ее сыну – одиннадцать. Дом, правда, у нее хороший. Кирпичный, просторный, обставлен. Гараж, машина, мотоцикл, погреб глубокий. Все от мужа ее, знаменитого в недавнем прошлом летчика-испытателя, осталось. Вроде бы богатая невеста, но куда ей с десятилетним довеском думать о новой семье? Правда, вслух Ольга, практичная, об этом не сказала.

С Борисом она была откровеннее и злее. Она чувствовала, знала наверняка, что он мужик настоящий, сильный, слюни распускать не будет и не расскажет о ее мыслях Валентине. «Мечется она, замуж хочет выйти хоть бы за кого, – сказала она Ивашкину на вторую ночь их бурного знакомства. – Но кому она нужна в таком возрасте, сам посуди? Один инженер из Подмосковья предложение ей сделал, думает. Ему под пятьдесят. Да, такой предложит. А потом всю жизнь ему утку подноси… Ладно, пусть у нее все будет хорошо. Иди сюда!»

Ивашкин в ее объятиях забывал обо всем на свете. Но регламент у этой чертовки был строгий. «Ой, мне пора!» – говорила она в два часа ночи и убегала домой.

Через несколько дней он улетел в Калинин.

Через месяц написал рапорт, удивив всех, особенно приятеля-штурмана, у которого в то лето родились близнецы, сделав папашу многодетным отцом.

Сейчас, возвращаясь из конторы домой, бывший летчик с завистью смотрел на уверенных в себе молодых людей и вздыхал: «Ох, и дурак же я тогда был! В Афган подался, как молодой сосунок, в эту грязь. Зачем, спрашивается? За орденами? Нет. Мне ордена и за работу давали, хватало».

У метро замедлил шаг, подошел к ларьку, справа от которого под навесом сидели на пластмассовых стульях «дешевые» люди, пробасил: «Бутылку минералки. С газом, с газом. И стакан». Сел подальше от ларька, поближе к небу, налил в белый легкий стакан шипящей минералки.