– Пап! Ну ты даешь! Откуда водка? – в каменный мешок подвальной комнаты вошел младший сын Касьминова.
– Не шуми, говорю! – Николай поднялся со стула, оглянулся, где это, мол, я, строго посмотрел на Ивана, сел, приказал: – Садись, выпей с отцом по-человечески.
– Нельзя мне. Завтра с прорабом говорить буду. Он предлагает водителем к нему идти. Четыреста долларов. Не только водителем, конечно, но и его помощником. А я буду с похмелья. Ты что?! И тебе уже хватит.
– Знаю я. Михалыч говорил со мной. Я его пригласил сюда, не пришел. Садись, говорю. Тебе нельзя, а мне можно.
– Много ты стал пить, отец. – Сын протиснулся к лежаку, налил себе в стакан вишневого сока.
– Понимал бы ты чего. Давай за маму выпьем. Бросили ее все, она там одна, а мы гуляем тут.
– Сам же нас просил приехать.
Николай выпил последнюю стопку, забыл закусить, встал тяжело, буркнул:
– Все будет нормален. Давай со стола уберем, помощник начальника.
Пока они убирали со стола, Иван без умолку болтал о новой работе, о том, что институт он все-таки не бросит, зато за два года у Михалыча накопит себе на однокомнатную квартиру неподалеку от Москвы.
– А что, пап! В Пушкино, говорят, за 10 тысяч можно купить однокомнатную. Сорок минут до Москвы на электричке. Не то что два часа пиликать. За два года накоплю, ну за три – точно. А, пап?
– Накопитель мне нашелся, – бубнил Касьминов, удивляясь: несколько месяцев отработал Иван в бригаде строителей, а как изменился. – Нас, значит, по боку, а сам квартиру будешь покупать.
– Почему по боку, пап? Сначала однушку, потом еще одну для вас с мамой. Михалыч говорит, что лучше всего на одной лестничной клетке две квартиры купить. Он сам так сделал, очень удобно.
– Михалыч, Михалыч! У тебя что, отца с матерью нет, что ты все Михалыч да Михалыч!
Самый дорогой подарок преподнес прораб ему к юбилею. Утром подошел (Касьминов на воротах стоял), поздравил и речь завел, чернобородый. Хочу, говорит, Ивана к делу приобщать, парень он работящий, шустрый, толковый, думаю, толк из него выйдет.
– Пап, а если я, ну когда опыта наберусь, объект какой-нибудь для нашей фирмы найду, знаешь, сколько мне могут дать за это денег! Э-э, то-то, батя!
Николай слушал сына, бегающего туда-сюда от стола к раковине в туалете, и думку непростую думал, печалясь и радуясь одновременно. Это хорошо, что сына он пристроил, и Иван в гору пошел, но, если поразмыслить на трезвую голову, то сам он, Николай Касьминов, лучше бы справился с этой работой. Машину он водит прекрасно, в случае чего и отремонтировать может в два счета. И с людьми ладит, и дисциплину понимает, и выпивает сейчас, правда, чаще чем нужно, но с этим и совсем завязать можно, только скажи. Да, после аварии он еще не отошел полностью, ноги зудят иной раз, грудь давит, когда залежишься на правом боку, но ведь все меньше давит, пройдет со временем. У него кость крепкая. В чем же дело? Почему Михалыч юнца берет? Чего может Иван? Неправильно это для дела. Николай больше бы пользы принес прорабу. Еще в начале года Касьминов намекал, что водила нужен прорабу. Тот вроде бы отшучивался. А тут сам сыну предложил. Да Иван еще и Москвы-то не знает.
– Сын, иди в комнату отдыха спать. Я сегодня посижу в холле, – сказал он.
Николай всю ночь просидел в холле, не стал будить молодого, утром накормил сына, сдал смену Польскому, который все еще работал на двух точках, и поехал на вокзал.