Охраняемое сердце (ЛП)

— Мои советники говорят, что это ужасная идея — ввести тебя в курс дела, но тебе лучше знать. Вскоре появляется статья, в которой меня обвиняют во многих вещах…

Это объяснило бы сильное пьянство и яростные взгляды его подчиненных.

— Например?

Алая капля вина скатилась по его подбородку. Он схватил салфетку и промокнул кожу.

— Инсайдерская торговля. У меня есть полная уверенность, что я буду оправдан, но это не удовлетворит толпу хейтеров. Они разрушают жизни. Социальная справедливость с каждым днем все больше напоминает самосуд.

Папин бокал закачался, когда он поставил его обратно на стол. Он почесал щетину. Я никогда не встречалась с этой растрепанной версией отца и не знала, что делать.

— Сколько ты выпил?

— Это конец моей карьеры. Мне разрешено пить.

— Мы на благотворительном ужине, и тут полно народу. Что ты имеешь в виду?

— Увидишь, — папа потер лицо и вздохнул.

— Тебя шантажируют?

— Хотелось бы. Тогда, по крайней мере, я смог бы предъявить встречное обвинение. Разрушение моей карьеры неизбежно. Ничто не может остановить это.

Я ничего не понимала. Папа, наверное, проиграл какие-то выборы и слишком тяжело это воспринял.

— Папа, поговори со мной.

Он сосредоточил свой слезливый взгляд на мне. Его руководитель предвыборной кампании явно хотел прервать его, но отец не обратил внимания.

Он медленно улыбнулся.

— Возможно, ты здесь единственная, кому не все равно.

—А как насчет твоих сыновей и… э-э… Карен?

— Женщина, жаждущая мои трастовые фонды? О, да, ей не все равно. Что касается моих сыновей, то они похожи на меня. Их воспитывали няни. Им наплевать, что происходит, лишь бы чеки выписывали. Ты была рядом со мной достаточно долго, чтобы понять, насколько пуста моя жизнь.

Я думала, что это не так. В его ежедневном расписании список был длиннее, чем у меня, и избиратели часами выстраивались в очередь, чтобы послушать его выступление. Затем я обдумала факты. Вечера он проводил в одиночестве перед телевизором. Его жена не могла вынести его присутствия. Байрон и Оливер лишь подыгрывали. Люди, окружавшие его, были толпой наемных работников, помощников и стажеров.

Это было грустно. Он заслуживал счастья.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Потому что я обязан сказать правду своей дочери. Рейн, я думал, ты такая же, как они. Но я ошибся.

— Ошибся? — повторила я ошеломленно.

Поток официантов проплыл между столиками, чтобы подать первое блюдо. Папа проигнорировал вареного лосося и салат из руколы, схватив мои ладони под столом.

— У тебя доброе сердце. Ты заботишься обо мне, хотя я ничего не сделал, чтобы заслужить это.

Внезапное признание застало меня врасплох, пробив броню, которую я возвела после стольких разочарований. Я кусала губы, чтобы не разрыдаться.

Он заключил меня в крепкие объятия, прижав к себе. У папы не было привычки обниматься, но он хотя бы пытался. Это было всё, чего я хотела.

— Прости, — прошептал он. — Я был далек от тебя. Этому нет оправдания, но мне нужно, чтобы ты поняла причину. Все говорили мне держать тебя на расстоянии вытянутой руки. Они подозревали, что ты охотишься за деньгами, и я повелся. Мне очень жаль, Рейн. Прости, что не поверил в твою доброту. Пожалуйста, прости меня.

— Не надо, — от волнения у меня перехватило горло. —Ты… ты заставишь меня плакать.

Слишком поздно.

Слезы счастья, смешанные с грустью, затопили мой взгляд. Я уткнулась ему в спину, улыбаясь. Боже, я хотела разрыдаться в самый разгар ужина.

— Ты нуждалась во мне. Если я чем-то и горжусь, так это, как хорошо ты воспитана, несмотря на мое отсутствие.

— Я прощаю тебя, папа.

Он отстранился с несчастным видом.

— Я этого не заслуживаю. Я делал ужасные вещи.

— Какие вещи? Папа, ты плачешь.

Папа вдруг встал и, извинившись, вышел из-за стола. Я последовала за ним из банкетного зала, мимо сцены и сквозь толпу людей, выстроившихся в очередь в туалет. Мы остановились в конце пустого коридора. Его охранники проскользнули внутрь и отодвинули всех в сторону, позволив нам с отцом остаться наедине.

Папа сломался, как только мы остались одни.

Он вытер свою блестящую от слез морщинистую кожу.

— Я совершил ошибку, и теперь она преследует меня.

— Что же ты сделал?

— Я обратился к губернатору с просьбой о помиловании двух осужденных преступников, — он поморщился, как будто это воспоминание вызвало у него отвращение. — Они разрушили одну семью вскоре после освобождения.

— О боже, — воздух покинул мои легкие. — Это ужасно, но ты же не отвечаешь за их действия.

— Репортер сложил кусочки воедино. Опросил бывшего губернатора, оставшихся в живых членов семьи… Он работал над этой статьей в течение нескольких месяцев, и я только что узнал… Она скоро выйдет, и не имеет значения, сколько молодежных организаций я финансировал. Их не волнуют доллары. Их будет волновать то, что я сделал шестнадцать лет назад.

Он оказался в ужасном положении. Я ему не завидовала.

— А что будет дальше?

— Я уйду в отставку, когда шум достигнет своего апогея, и найму больше охраны.

— Могу я чем-то помочь?

— Нет, ничем, — папа покачал головой. — Но все равно спасибо.

Я не могла видеть его таким разбитым и беспомощным.