12. В некоторых отраслях ради сохранения суверенитета необходимо преимущественное влияние национального капитала. Национальный — не обязательно государственный. ТЭК, стратегические коммуникации, финансовая система, оборонная промышленность должны быть преимущественно российскими. Остальные отрасли нужно открывать по максимуму для зарубежных инвестиций, для глубокой модернизации. «Мы должны стремиться к участию в глобальной экономике в составе новых мультинациональных корпораций. Именно многонациональных, а не транс-, сверх-, над- и вненациональных. Экономическое будущее не в исчезновении великих наций, а в их сотрудничестве».
Я не могу не согласиться с большинством сказанного. И не отдать должное последовательности Суркова — он не обошел практически ни одного важного вопроса, кроме, пожалуй, будущего социальной сферы (пенсионная система, образование, здравоохранение) и всеми забытой административной реформы. Конечно, хотелось бы еще более жестких формулировок, более правых и откровенно этатистских. Хотелось бы услышать слова о порядке, без которого невозможна демократия. И мне представляется целесообразным акцентировать больше внимания на ядерной составляющей российской державности. «Энергетическая держава» звучит хорошо, но «ядерно-энергетическая сверхдержава» — лучше. Тем более что Россия по факту именно «ядерно-энергетическая сверхдержава». Это тот случай, когда кашу маслом не испортишь.
Часть лекции посвящена оранжевой угрозе и борьбе с нею посредством формирования «национально ориентированного ведущего слоя общества», то есть переформатирования элиты. Очевидно, что эти темы наиболее важны и для Суркова-чиновника, и для Суркова-идеолога.
Он прямо объявил: наши западные друзья вполне могут попытаться организовать здесь оранжевую революцию, потому что, «если у них это получилось в четырех странах, почему бы это не сделать и в пятой?». И эти попытки явно не ограничатся избирательным циклом 2007–2008 годов.
Несколько упрощая картину, Сурков делит современную российскую элиту на «офшорную аристократию» и «полусоветскую, полукомпетентную, привыкшую к поражениям бюрократию». На самом деле можно еще больше упростить, ведь никакой четкой грани между бизнесменами и бюрократами нет. Среди первых полно бывших чиновников или тех, кто при первой возможности приобретает госдолжности для себя или своих людей, а вторые нередко владеют компаниями, активно занимаются предпринимательством. И счета в офшорных банках есть у тех и у других.
Но вернемся к схеме Суркова. Проблема «офшорной аристократии» состоит в том, что она не связывает свое будущее и будущее своих детей с Россией, чужда ей, боится ее. Но они не какие-то монстры, не враги, «все эти графы Бермудские и князья острова Мэн — наши граждане, у которых есть масса причин так себя вести». В первую очередь они боятся за свою собственность, которую никто, даже, по большому счету, и они сами не считают легитимной. По мнению Суркова, ключ к их преображению в «национальную буржуазию» — в легитимации частной собственности и в целом в «нормализации отношений между богатыми и не очень богатыми людьми». Прямо это не сказано, но ясно следует из его слов: государство, точнее стоящая у власти группа, выступает и готово дальше выступать посредником в процессе «нормализации» и легитимации (здесь главный фактор — время, чем больше пройдет времени, тем больше все привыкнут. —
О трансформации нынешней бюрократии в «эффективное, конкурентоспособное сообщество государственных служащих» сказано крайне мало. По сути только то, что она должна быть проведена, иначе будет плохо. Кстати, Путин в прошлогоднем послании поименовал бюрократию «надменной кастой», но тоже не назвал ни одной конкретной меры по ее «перевоспитанию», только прописал ей «учиться разговаривать с обществом не на командном жаргоне, а на современном языке сотрудничества, языке общественной заинтересованности, диалога и реальной демократии». В дальнейшем Путину или Суркову придется подробнее высказаться по «бюрократическому вопросу».