Охранитель

Во-первых, им окончательно зафиксирован синкретический характер кремлевской идеологии. Он прямо высказал единороссам: «Забудьте о том, правые вы или левые. Партия общенациональная, и здесь синтезированы, как и в обществе, разные интересы». При этом нельзя не обратить внимания, что во всей лекции слово «либерал» и производные от него ни разу не употреблены в положительном контексте (а в нейтральном только один раз, когда упоминались японские либерал-демократы). Либерализм продолжают, насколько возможно, изживать и вычищать. И это замечательно.

Во-вторых, единороссам четко сказано, что они должны и на выборах 2007 года победить и обеспечить доминирование своей партии в течение как минимум 10–15 предстоящих лет. Эти слова Суркова можно перевести так: власть принадлежит нам, и мы не собираемся никому ее отдавать. Нынешний режим — это надолго.

Если Кремль идеологически и дальше будет развиваться в том же направлении, что сейчас, и элиту туда же двигать, то уже лет через пять могут быть очень интересные результаты. Кое-кто опомниться не успеет.[12]

Кремлевская доктрина-2

В конце июня 2006 года Владислав Сурков провел брифинг для иностранных журналистов.[13] Ряд его заявлений можно рассматривать как важные дополнения и пояснения к той доктрине, которая была изложена в февральской лекции для слушателей Центра партийной учебы и подготовки кадров «Единой России».

1

Отвечая на вопрос об идеологии российской элиты, Сурков признал, что она пока только создается (в действительности — меняется), но при этом сформулировал ряд тезисов об объективной необходимости и даже «неизбежности» идеологии.

Их изложение следует предварить некоторыми пояснениями.

В нашей Конституции закреплен запрет на установление государственной идеологии. Но его надо понимать лишь как запрет на установление обязательности для всех и каждого тех или иных идей, ценностей, установок и тем более на их целенаправленное насаждение. Никакая конституция не отменит и не может отменить необходимости идейной основы существующего государства, его политической, экономической, правовой и прочих систем (и та же действующая Конституция идеологична, она насквозь пропитана идеями, увы, в основном либеральными и левыми), равно как и идейной платформы, определяющей содержание или по крайней мере систематизирующей и объясняющей политику действующей власти. И то и другое — государственные идеологии. Первая, условно говоря, — стратегическая, а вторая — тактическая. Обе, естественно, подвержены всяческим изменениям и взаимно корректируют друг друга.

С одной стороны, посредством государственных идеологий власти стараются, насколько возможно, объединять и элиты, и нации в целом, то есть делать свои идеологии «идеологиями элит» и «национальными идеологиями». С другой — следует учитывать, что любая адекватная власть артикулирует общественные запросы — государственные идеологии, как правило, не есть нечто внешнее. Также, разумеется, никогда и нигде государственные идеологии не разделяются всеми и во всем, всегда есть различные оппозиции, вплоть до самых радикальных. Плюрализм тоже «неизбежен».

В России стратегическая государственная идеология представляет собой либеральный проект 1990-х годов, существенным образом «отредактированный», особенно в 2003–2005 годы, в левом и правом ключе. Тактическая идеология тем более синкретична, но в последние годы в ней все заметнее правая составляющая. В условиях консенсусного политического режима нынешние изводы государственных идеологий, по крайней мере публично, господствуют среди элиты и в общем позитивно воспринимаются большей частью общества.

Хотя Сурков такие различия не проводил и вообще не использовал приведенные понятия, по сути говорил именно о государственных идеологиях.

Что он конкретно сказал?

Первое. «Глубочайшее заблуждение, что тоталитарные режимы идеологичны, а демократические нет. Ровно наоборот. В тоталитарных режимах не нужна идеология, там есть страх, с помощью которого можно людей заставить повторять все что угодно и даже иногда верить в это. А демократии, где репрессивный аппарат все-таки приводится в действие в самом крайнем случае и где все-таки стараются люди объясниться друг с другом, демократии, конечно, сохраняют свою форму, мне кажется, на основе общих образов и общих ценностей, на добровольной основе».