«Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Наши безоблачные отношения тянулись, однако, неделю. Надо сказать, что вслед за появлением в Саратове князя Ми[кела]дзе он перетащил к себе, в качестве одного из помощников, своего старого друга, также грузина, подполковника Джакели, человека с неправильным русским произношением и специфически восточной наивностью мышления. Каким образом жандармский офицер Джакели, при этих его данных, смог окончить Академию Генерального штаба, было для меня загадкой. Джакели, с его академическим значком, был для Ми[кела]дзе духовным ментором, и его влияние на простодушного и несильного в жандармских делах князя было велико. К несчастью, Джакели был болтлив, завёл знакомства неразборчиво, и вскоре получилось, что левые элементы в Саратове стали рассчитывать на содействие в их ходатайствах за арестованных именно полковника Джакели. Джакели оказался «либеральным». Эта репутация быстро за ним утвердилась, а на делах, которые попадали к его производству, стало сказываться его «критическое» отношение к деятельности охранного отделения. Наши колёса очень скоро завертелись впустую, ибо все дела неизменно имели тенденцию «к прекращению». Наконец и моя секретная агентура стала указывать мне, что в местные левые круги проникла уверенность, что у Джакели можно найти защиту и покровительство.

Джакели был по чину старшим подполковником в губернском жандармском управлении и часто заменял пребывающего в разъездах Ми[кела]дзе. Последствия не замедлили сказаться. Будучи человеком завистливым, Джакели плохо мирился с моим независимым положением и особенно вниманием губернатора, которое тот явно мне оказывал. Под влиянием «ментора» мои отношения с князем стали ухудшаться. Две причины послужили прямым основанием к разрыву. Первая заключалась в следующем. Через свою агентуру в местных организациях социалистов-революционеров я получил как-то, летом 1907 года, сведения об аткарской (в Аткарском уезде Саратовской губернии) группе этой партии и об участниках одного из террористических актов над чинами местной полиции. На основании этих сведений, в правдивости которых не приходилось сомневаться, я предложил Ми[кела]дзе произвести ликвидацию группы, на что он согласился. Ликвидация была успешной. У арестованных были обнаружены бомбы, оружие и, насколько я помню, компрометирующая переписка. В числе задержанных была некая курсистка-еврейка — не то Фрумкина, не то Фрадкина, теперь не вспомню точно.

Всех задержанных привлекли к допросу, производимому в порядке положения об усиленной охране при Саратовском губернском жандармском управлении, и переписка оказалась в руках подполковника Джакели. Не прошло и двух недель со времени ареста, как князь Ми[кела]дзе в разговоре со мной заявил: «Вы знаете, я освободил эту еврейку. Я переговорил с ней и убедил её не заниматься больше революцией. Она дала мне слово, что больше не будет заниматься террористической деятельностью». Бравый грузин, по-видимому, полагал, что он, как некий горный вождь своего племени, призван под развесистым кедром судить и рядить заблудших овец своего стада.

Несмотря на вовсе не комическое приключение с курсисткой, я не мог сдержать улыбки, слушая тирады Ми[кела]дзе об её освобождении, тем более понятной, что тирады были произносимы с твёрдым грузинским выговором, так что получалось, что он её «асвабадыл», «ана ни будыт заниматься» и т.д.

После этой истории и ряда более мелких я понял, что работа охранного отделения при таких вершителях его судеб, как Ми[кела]дзе и Джакели, пойдёт впустую. Пришлось, конечно, всё это дело и ряд других, как, например, дело моего бывшего сторожа, также освобождённого подполковником Джакели, рассказать в письме к директору Департамента полиции. Очевидно, получилась неприятная нахлобучка от Департамента, а в результате ещё большее охлаждение между мной и князем.

Вторая причина моего разрыва с Ми[кела]дзе была основана на ещё более удивительном факте. Я уже рассказал выше, что при выполнении чинами полиции (как общей, так и жандармской) каких-либо следственных действий, требовавших обыска или ареста, необходимо было дать лицу, производившему эти действия, ордер или соответствующее распоряжение, подписанное лицом, обладавшим по закону правом на производство таких действий. По закону только те жандармские офицеры в губернии, которые занимали должность начальника управления или его помощника, обладали таким правом. Официально я, как «прикомандированный» к губернскому жандармскому управлению, таким правом не обладал, и для производства обысков и арестов в пределах Саратова мне нужны были соответствующие ордера за подписью начальника управления. Как я уже упоминал, между нами, т.е. начальником губернского жандармского управления и начальником Саратовского охранного отделения, было выработано соглашение, по которому я в случае надобности производства по ходу розыска арестов или обысков отправлял краткий список лиц, намеченных к обыску или аресту, с кратким же изложением причин, служащих основанием к принятию этих мер.