«Охранка»: Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Широко известный Красин, бывший тогда молодым инженером и входивший в состав членов большевистского центрального комитета, имел в своём распоряжении большую, хорошо оборудованную подпольную типографию на Кавказе. В 1905 году Красин помимо общего участия в работе партии руководил наиболее опасными «предприятиями»: боевыми дружинами, приобретением оружия, заготовлением взрывчатых веществ. Из этого примера можно заключить, как быстро менялось «марксистское» отношение к террору.

Красин вообще чрезвычайно типичная фигура русского анархического настроения интеллигента. Он то принимал марксизм как средство для выдвижения на политической арене, то становился в ряды активных сторонников революционного отрицания капитализма; закончил же свою жизненную карьеру послушным выполнителем указаний Ленина, в то же время сомневаясь в октябрьской авантюре. Такой же типичный пример шатавшегося русского интеллигента представляет также небезызвестный инженер Кржижановский. В Самаре в 1902 году был сосредоточен «внутренний» штаб «Искры»[128]. Во главе его стоял, под конспиративной кличкой «Коэр», инженер Кржижановский, будущий председатель большевистского Госплана. Он и его жена были друзьями Ленина по социал-демократической работе в Петербурге в 1894–1895 годах и по ссылке. После 1905 года он отошёл от партийных дел, заняв видное место в промышленном мире. Вернулся в партию снова только в 1918 году.

Не могу не остановиться на ещё одном любопытном примере сотрудничества представителей русской интеллигенции с профессионалами революции. В 1905 году, когда Льву Троцкому понадобилось по партийным делам проехать из Киева в Петербург, тот же Красин, у которого было множество связей и знакомств, снабдил его «явкой» к Александру Александровичу Литкенсу, старшему врачу Константиновского артиллерийского училища, жившему тогда в стенах этого военного учебного заведения. В этой квартире на Забалканском проспекте, в здании училища, Троцкий не раз скрывался в тревожные дни 1905 года. Тогда он жил по паспорту помещика Викентьева, а ранее ему приходилось приезжать в Россию из-за границы по паспорту прапорщика Арбузова.

К истории социал-демократических извилин в России надо ещё добавить, что ко времени моего приезда в Саратов в 1906 году произошло временное объединение двух фракций, просуществовавшее недолго и к 1907 году давшее снова глубокую трещину.

В социал-демократических организациях Саратова рознь никогда не прекращалась. Фактически деятельность проявлялась только сторонниками большевистской фракции; с ними мне и пришлось бороться. Меньшевики объединялись в Саратове вокруг признанного своего лидера — адвоката и редактора одной из местных газет Топуридзе. Несколько позже, уже в 1908 году, мне представился случай обезвредить этого лидера несколько необычным приёмом. Забегая немного вперёд, расскажу об этом тут же.

Топуридзе был очень популярен в Саратове, да и вообще в Поволжье. Левый, прогрессивный общественный деятель, публицист и в то же время лидер меньшевистского подполья, Топуридзе был не так легко уловим в своей противоправительственной деятельности. Уловил я его на «женском вопросе». Топуридзе пользовался успехом у женщин. Ему тогда было лет около сорока пяти. Типичная кавказская наружность, чёрная борода, жгучие глаза и довольно красивое лицо, при умении говорить и «левых» взглядах, создавали ему успех в местных женских кругах, и притом не только «левых». Через свою агентуру я узнал, что Топуридзе затеял роман с женой одного видного местного чиновника, очень приличного человека, несомненно правого по убеждениям. Вместе со своей женой он бывал часто в домах местных жандармских офицеров, где я сам встречался с ним. Встречался я с ним и на приёмах у губернатора. Жена его, отцветающая блондинка, была недурна собой. У них было двое или трое детей. Словом, казалось бы, типичная тихая и счастливая семья. Но блондинка не могла устоять пред соблазном восточной красоты. Я проник в этот роман благодаря тому, что мои филеры заметили как-то Топуридзе в то время, как он глубоким вечером, в темноте, с соблюдением некоторых предосторожностей, вошёл, отпирая дверь своим ключом, в крохотный полуразвалившийся домик в одном из самых тихих уголков Саратова. Филеры на очередном докладе рассказали мне о замеченном ими, как им показалось, «конспиративном» заходе в этот домик Топуридзе. Я установил за домиком наблюдение, вскоре выяснилось, что в указанный домик, почти одновременно с Топуридзе, является какая-то дама, прилично одетая, и после некоторого пребывания там оба разновременно удаляются. Дама, по установке, оказалась женой того самого чиновника, о котором я сказал выше, и вместе с тем моей знакомой. Одно время я готов был заподозрить её в содействии революционной деятельности Топуридзе, но один из моих секретных сотрудников, хорошо знавший всё и вся в Саратове, объяснил мне, что в этих свиданиях кроется только роман.