Дело, как видно, изменилось существенно и обернулось для начальника розыскного учреждения тяжёлой стороной. Если, положим, в мае такого-то года начальник розыскного учреждения сообщил Департаменту полиции в листе указанной выше формы агентурные (сырые) данные о подготовляемой такой-то подпольной группой установке тайной типографии, а «ликвидация» этой группы, положим, в сентябре того же года не подтвердила эти данные, то тут уж никакой начальник розыскного учреждения не мог составить для Департамента полиции доклад, сводящий воедино и агентурные сведения, и результаты «ликвидации».
Однако новая система, имея за собой много положительного, особенно в смысле контроля за состоянием агентурного освещения на местах, создавала такую громадную бумажную отчётность, что при наличных слабых силах розыскных учреждений (особенно провинциальных) её не так просто было осуществить, тем более в первые годы после введения новой отчётности, когда революционное подполье было всё ещё активно.
Была и другая слабая сторона. Департамент полиции при новом порядке стал получать огромное количество «сырого» материала, заключенного в агентурных сообщениях секретных сотрудников. Часть этих секретных сотрудников, по разным причинам, о которых я расскажу дальше, весьма часто сообщала неверные, фантастические сведения, которые, однако, регистрировались, особенно в тех случаях, когда начальники розыскных учреждений относились к своему делу «казённо» или не понимали сами политической обстановки и момента. Данные эти поступали в Департамент полиции со всех концов империи как лавина. Они, конечно, получали известную разработку; однако вносились также и на регистрационные листки по «агентурному» или «Особому отделу» Департамента и служили часто основанием для справок о том или ином лице. Мы, начальники розыскных учреждений на местах, постоянно получали из Департамента полиции особые циркуляры с обозначением фамилий тех секретных сотрудников, которые оказались «не заслуживающими доверия». Однако же получаемые от них до этого сведения оставались часто и подолгу во всей полноте в делах как начальников розыска на местах, так и Департамента полиции. В этом заключалась вредная сторона «сырых» агентурных данных, сообщаемых в Департамент полиции согласно новому порядку.
Сделав это небольшое отступление от рассказа о первых днях моей деятельности в Саратове, я перейду к изложению событий в их последовательности.
Из краткого разговора с Антипиным я уяснил, что кроме находившейся у начальника охранного отделения отчётности по секретной агентуре у него же на руках находится и вся денежная отчётность отделения.
Эта отчётность заключалась в ряде расписок на истраченные по тем или иным делам деньги и в ведении особой денежной книги, где записывались расходы по статьям. Отчётность денежную приходилось вести самому начальнику отделения. Прескучное занятие!
К сожалению, теперь, за давностью времени, я уже не могу припомнить общей суммы расходов отделения на розыск. Но едва ли я ошибусь, если скажу, что для этого Департамент отпускал в месяц около 3000 рублей. Департамент присылал деньги раз в месяц. Они должны были покрывать жалованье служащих (кроме начальника отделения, который своё содержание, как офицер Отдельного корпуса жандармов, получал через начальника Саратовского губернского жандармского управления), оплату конспиративных квартир, оплату секретных сотрудников, наём квартиры для канцелярии и другие мелкие расходы.
Жалованье служащих отделения было мизерное, не более 35–40 рублей в месяц. Тот из них, кто являлся и хозяином конспиративной квартиры, получал добавку к содержанию. Таких счастливцев было всего три человека. Канцелярских чинов и агентов наружного наблюдения было всего до 25 человек.
Если принять во внимание, что за каждым наблюдаемым лицом требовалось поставить «наряд» в два филера, а их было всего в отделении не более 20 человек, то ясно, что Саратовское охранное отделение могло вести так называемое «наружное наблюдение» не более как за 8–9 лицами ежедневно.
Просмотревши наскоро всю отчётность отделения за последний месяц и убедившись, что денежной наличности уже нет, ибо оказался небольшой перерасход (который надо было покрывать экономией в следующем месяце), я вспомнил о назначенном представлении губернатору.
П.А. Столыпин, в бытность свою саратовским губернатором, построил очень нарядный с виду двухэтажный особняк в центре лучшей части города. Это и был губернаторский дом. При доме был небольшой садик, окружённый забором. Парадные комнаты второго этажа, деловой служебный кабинет и столовая были поместительны и достаточно импозантны. При входе дежурил городовой.
В вестибюле, кончавшемся широкой лестницей во второй этаж, я встретился с ротмистром Фёдоровым. Губернатор не заставил нас ждать. Ротмистр Фёдоров доложил ему о цели нашего прихода.