«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I

ила Михайловича была весьма безобидным существом, и выражение его было самое неудачное. Но сбрить усы и бакенбарды было для ротмистра таким неисполнимым делом, что ему просто не хотелось и подыскивать другой предлог для отказа. В жертву интересам политического розыска он не предал бы своих бакенбард.

Очень скоро в откровенном разговоре мы сошлись с Михаилом Михайловичем на одном: ни он не нужен Саратовскому охранному отделению, ни оно fie нужно ему. В соответствии с этим я немедленно, личным письмом на имя директора Департамента полиции, просил об обратном откомандировании Рокицкого в Саратовское губернское жандармское управление, указывая на полную невозможность для меня использовать его в интересах дела. Просьба моя была скоро уважена, но я так и не получил никакого другого помощника. В течение примерно двух месяцев «прикомандирования» к моему отделению вся служба ротмистра Рокицкого заключалась в том, что он аккуратно появлялся в моем кабинете переписывать старые донесения секретных сотрудников в специальные тетради и приводить в порядок некоторые запущенные отчетности по делам

Мы расстались с Михаилом Михайловичем, не испортив наших прежних добрых отношений. Вскоре, кажется, он был переведен на службу в Сибирь.

В Саратове, по крайней мере в мое время, офицеры Корпуса жандармов, числом около десяти-двенадцати человек, держались обособленно. По провинциальному обычаю, мы собирались иногда на «вечера» друг к другу, и, таким образом, приходилось «в очередь» устраивать приемы и у себя на квартире. Кроме самих жандармских офицеров на таких вечерах приходилось встречаться с чинами местной администрации, прокурорского надзора и кое с кем из саратовских обывателей, принадлежавших к «правому» кругу.

Будучи вечно занят срочными делами по отделению, необходимостью каждый вечер самому распорядиться нарядом филеров на следующий день, постоянными приготовлениями и срочными распоряжениями об обыске или аресте, я иногда манкировал своими светскими развлечениями, что невольно портило отношения с моими сослуживцами Но в общем у меня установились, что называется, «добрые» отношения с большинством сослуживцев, кроме обоих начальников жандармских управлений: один, полковник Померанцев, не выносил моего «независимого» от него служебного положения и того, что я своей осведомленностью и активностью оттирал его на задний план в глазах администрации; а другой, генерал Николенко, на-

мемуарах

чальник местного жандармско-полицейского управления Рязано-Уральской железной дороги, относился свысока ко всем представителям жандармской службы, если только они не служили по железнодорожной части. Последних он выделял в своеобразную жандармскую аристократию. «Охранники», к каковым я принадлежал, были у него не в фаворе.

К концу года, т.е. к окончанию того периода моей службы в Саратове, который я назвал «первым», я освоился с городом, с администрацией и довольно удачно растревожил местное революционное подполье.

С началом нового года я переменил квартиру для себя и для отделения. Мы перебрались в поместительный двухэтажный дом, стоявший особняком, но в одном дворе с губернским жандармским управлением. Моя квартира находилась во втором этаже, а канцелярия отделения - в первом. Соседство с жандармским управлением имело, конечно, большие удобства, способствуя более легким сношениям этих столь, казалось бы, близких друг другу учреждений. Все первые месяцы нового года я вел интенсивную борьбу с революционным подпольем. Имея в это время уже несколько секретных сотрудников из среды местной социал-демократии большевистского толка, я разрушал незамедлительно все вновь создававшиеся подпольные организации этой фракции. Но напор революционного тыла был в то время таков, что немедленно же после арестов членов одного из шести комитетов начинался новый набор членов, и в самый короткий срок новый комитет начинал работу. Тогда я придерживался тактики непрерывного разрушения всех этих, вновь и вновь создаваемых подпольных организаций, и, поскольку позволяла конспирация секретного аппарата, я действовал с громадным напором. Иной раз я чувствовал, что вновь созданный подпольный комитет настолько нежизненен, бездарен и не подготовлен к какой-либо агитационной деятельности, что, может быть, представлялось бы более выгодным оставить его в покое. Но я принял систему, отвечавшую, по-моему, положению революционного подполья в те дни: разрушать систематически все вновь созданные организации, дабы привести к изнеможению все сколько-нибудь активные местные революционные силы.

Для проведения этого плана в жизнь я, естественно, должен был обладать более или менее осведомленной агентурой. К началу 1907 года я уже обладал такой агентурой во вполне достаточном количестве, и если не имел одновременно агентурного освещения во всех шести местных районных социал-демократических комитетах, то, по меньшей мере, имел их в доброй половине. Так как члены комитетов (или их лидеры) одновременно были

мемуарах