«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I

го офицерского чина, а что провести меня в подполковники не удалось из-за протеста со стороны штаба Отдельного корпуса жандармов. Им пришлось пойти на компромисс. Выходило, по их словам, что полковник Семигановский есть вывеска, а фактическим руководителем розыска в Поволжье являюсь я. Пришлось согласиться на эту удивительную и таившую в себе разные неожиданности комбинацию.

Будучи в Петербурге, я, конечно, должен был, как это полагалось, явиться в штаб Отдельного корпуса жандармов, и прежде всего в приемную его командира, генерал-лейтенанта барона Таубе. Когда мы, чины охранных отделений, являлись в Департамент полиции, то обычно встречали там внимательное, а то и ласковое отношение. Не то было в штабе Отдельного корпуса жандармов. Являясь по очереди сначала к старшему адъютанту, затем к начальнику штаба или его помощнику и, наконец, к командиру Корпуса, мы чувствовали себя чужими. Никто не интересовался ни нами, ни нашими делами.

Что касается меня, то я в этот раз впервые представлялся генералу Таубе, который лично меня не знал. Мне было отлично известно, что генерал не может питать ко мне добрых чувств, ибо считает, что его свойственник, полковник князь Ми[кела]дзе, из-за меня снят с должности начальника Саратовского губернского жандармского управления.

После некоторого ожидания в приемной я был вызван в кабинет генерала. Вытянувшись по всем правилам, я отчеканил свою фамилию и должность. Предо мной стоял небольшого роста военный, с типичной внешностью русского немца. Он враждебно и зло глядел на меня и сразу, ни с того ни с сего, стал кричать: «Может быть, Департамент полиции и считает вас лучшим офицером в Корпусе, а я считаю вас худшим. Вы, может быть, думаете, что вас надо наградить, а я вам заявляю, что в Корпусе жандармов останется или генерал Таубе, или ротмистр Мартынов. Можете идти!» Несмотря на такой прием, я не потерял оптимизма относительно моей дальнейшей карьеры жандарма. Хотя Таубе и здорово засиделся на своем посту, но в конце концов ему пришлось осчастливить своей персоной донских казаков, атаманом коих он был назначен. В Корпусе жандармов остался я, ротмистр Мартынов.

В 1909 году снова возник вопрос о желательности объединения в одном лице функций командира Отдельного корпуса жандармов и товарища министра внутренних дел по заведованию полицией. Таким лицом был намечен генерал П.Г. Курлов. Вот что он пишет по поводу смещения генерала

PoccuiK^^i мемуарах

Таубе в своих воспоминаниях: «…единственное затруднение заключалось в том, что было трудно найти какую-нибудь службу для начальника Корпуса жандармов, барона Таубе. Столыпин не любил откладывать раз задуманное дело и приказал мне прямо от него ехать к генералу Сухомлинову и попросить у него какого-нибудь места для барона Таубе в Военном ведомстве. Генерал Сухомлинов, выслушав меня, сказал, что не может исполнить просьбы министра, так как барон Таубе оставил службу в Военном министерстве и перечислился в администрацию с чином полковника. Поэтому ему, в крайнем случае, можно предложить бригаду, что, конечно, далеко не соответствует занимаемому им теперь посту. Я передал Столыпину ответ Сухомлинова, и он просил его лично по телефону как-нибудь устроить барона Таубе. В тот же день, вечером, меня позвали к телефону, и генерал Сухомлинов просил меня передать министру, что вследствие неожиданно изменившихся обстоятельств он в состоянии предоставить генералу Таубе соответствующее место. Именно в этот день атаман донских казаков получил новое назначение, и военный министр может испросить высочайшее соизволение на назначение на его место генерала Таубе. 26 марта я был назначен начальником Отдельного корпуса жандармов и переименован в генерал-майоры с оставлением шталмейстером…» ¹⁰¹

Я возвратился в Саратов и принялся за прежнюю работу с несколько видоизмененными отношениями с полковником Семигановским, который из сослуживца превращался в моего непосредственного начальника. Я стал налаживать организационную часть.

Политическое затишье и ослабление революционного подпольного движения в России можно датировать именно началом или серединой 1909 года. В Саратове же настала тишь и гладь. И так продолжалось все эти три года, когда я руководил политическим розыском в Поволжье. Для меня же лично настало время сравнительного отдыха.

Я занялся приведением в порядок отчетности по всему району. Об этом стоит поговорить.

Когда, примерно в 1908 году, Департамент полиции завел во всех жандармских и охранных частях новую отчетность, основной реформой явилось то, что первоначально записанные начальником местного политического розыска сведения, поступившие от секретного сотрудника, немедленно должны были быть записаны или отпечатаны на пишущеи машинке, на особой, так называемой «агентурной записке», с пометками, где именно и кем именно из жандармских чинов она составлена, когда и кто из секретных сотруд-

мемуарах

ников сообщил эти сведения и к какой именно из революционных партий или организаций она относится.