«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I

разве не показательно, что в конце 1915 года один из высших руководителей политического розыска, С.Е. Виссарионов, упрекал меня в том, что у меня нет секретной агентуры по партии максималистов, т.е. партии, которая, в сущности, не будучи политической партией в настоящем значении этого слова, была вызвана к жизни временно в бурные 1905-1907 годы и затем исчезла из революционного подполья. Московский градоначальник генерал Е.К. Климович, казалось бы, большой эксперт по политическому розыску, в том же 1915 году высказал мне удивление, что я не направляю секретной агентуры на максималистов, и предлагал мне совершенно серьезно возобновить связь с известной эсеркой Зинаидой Жученко, его же секретной сотрудницей, к тому же давно проваленной! У генерала мысль вертится все в том же направлении: на уловление «боевиков»… Но «боевиками» в 1915-1916 годах оказываются совсем другие элементы. Они не вооружены больше револьверами; на ремне, перекинутом через шею, уже не прикреплена бомба, как это было обычно в 1905-1906 годах; нет, на таком ремне висит теперь безобидный полевой бинокль, дополняя установленную декоративную форму «земгусаров»… Новые боевики вооружены еще одним оружием в борьбе против своего правительства и верховной власти - это оружие старо, как мир, но оно оказывается сильнее бомб: это клевета! Под ее ударом падает историческая Российская Верховная Власть…

Как относится Департамент полиции к проводимому мною постоянному продвижению наиболее интеллигентной части секретной агентуры из бездействующего в 1914-1916 годах революционного подполья в новые, выдвинутые во время войны общественно-политические образования, как, например, Военно-промышленный комитет? Долгое время критически, и только в 1916 году Департамент признает мое осведомление наиболее полным из всего того осведомительного материала, который к нему стекается со всех концов России. Но и признав это, он не делает никаких практических выводов: он не меняет общего руководства, он не делает соответствующих руководящих указаний на местах. Если Департамент полиции, сообразуясь с ходом политического и общественного движения в стране, указал бы начальникам политического розыска на местах необходимость освещения также и других, выдвинутых жизнью, общественных группировок, объяснил бы попутно их цели и тактику и назвал бы лидеров, может быть, я подчеркиваю, может быть, политический розыск в России пролил бы больше света на затеи главарей так называемого Прогрессивного блока ¹²*, хотя бы на предварительные переговоры с командующими армиями о необходимости «дворцового переворота».

мемуарах

Как я понимаю, в распоряжении Департамента полиции были только разрозненные материалы относительно этой преступной затеи, но, по-ви-димому, не было полной осведомленности. И понятно почему; все по той же причине: не успели и не поняли вовремя необходимости «переставить» секретную агентуру и не пытались рискнуть бросить большие денежные ассигнования на подкуп крупных политических фигур.

В Департаменте полиции издавна применялось скопидомство; охали и кряхтели, когда платили Азефу 500 рублей в месяц! Когда в конце 1916 года ко мне пришел трепещущий и бледный от волнения прапорщик какой-то артиллерийской части в Москве и, сознавшись в растрате 2000 рублей из казенного ящика, попросил меня немедленно дать ему эту сумму к «завтрашней» ревизии, обещая взамен освещать круги, близкие к жившей в то время в Нижнем Новгороде известной бывшей «шлиссельбуржке» Вере Фигнер (к чему у него были действительные возможности), мне пришлось специальным разговором по телефону (шифрованно-условным, конечно!) и срочной телеграммой уговаривать директора Департамента полиции разрешить выдать этому прапорщику просимую им сумму.

Широким размахом в ассигновке денежных средств на усиление политического розыска Департамент полиции не отличался.

Я только что затронул вопрос большой важности: недостаточной осведомленности нашего центрального руководственного аппарата по политическому розыску, т.е. Департамента полиции, по отношению к подготовке лидерами Прогрессивного блока так называемого «дворцового переворота». Слухи об этой затее, конечно, ходили, и кто тогда, в 1916 году, их не слышал? Но конкретно на чем они основывались?

В 1916 году, примерно в октябре или ноябре, в так называемом «черном кабинете» московского почтамта было перлюстрировано письмо, отправленное на условный адрес одного из местных общественных деятелей (фамилию забыл), и копии письма, согласно заведенному порядку, получили Департамент полиции и я.

Письмо - без подписи - по своему содержанию было совершенно исключительным. Оно вызвало во мне одновременно тревогу и решение обследовать его лично, установив предварительно контакт с директором Департамента полиции, чтобы обсудить дальнейшие действия. Содержание письма я немедленно сообщил градоначальнику.