На третии день рано утром к дому, где проживал Семениов, подъехал извозчик с седоком, оказавшимся известным филерам под кличкой «Толстый». Сойдя с извозчика, он осмотрелся по всем направлениям, очевидно, «проверяя», нет ли за домом слежки, и вошел в ворота. Через четверть часа он вышел и, сев на своего же извозчика, поехал на Николаевский (Петербургский) вокзал. Филер Рыбкин решил ехать за ним на одном из наших извозчиков, а двое оставшихся филеров продолжали ждать выхода Семенцова. Действительно, через полчаса последний вышел, осмотрелся и, подойдя к другому нашему извозчику, начал с ним торговаться за проезд на станцию Лосиный Остров вблизи Москвы. Сторговавшись, извозчик стал возиться с упряжью, чтобы дать «нашим» время найти другого и следовать за ним.
Тем временем «Толстый», выехавший ранее Семенцова из его дома, доехал до вокзала, взял билет третьего класса и сел в товаропассажирский поезд, отходящий в Петербург. Филер Рыбкин решил последовать за ним, предполагая, что по каким-либо соображениям этот человек назначен вместо Семенцова для поездки в Финляндию В таком случае терять его из вида не приходилось. Не доезжая до станции Лосиный Осфов, в то время как поезд начал замедлять ход для остановки, «Толстый» высунулся из окна вагона и, сняв шляпу, начал ею махать перед собою. Филеру Рыбкину стало ясно, что надо быть настороже и наблюдать зорко. Действительно, как только поезд остановился, в вагон вошел Семенцов. «Толстый» глазами указал Семенцову свое место и, бросив проездной билет, как бы его теряя,
еле успел выскочить из вагона. Поехавшие же за Семенцовым на извозчике московские филеры не успели его нагнать и поэтому не видели его посадки в поезд. В Петербурге Рыбкин сдал Семенцова в наблюдение петербургским филерам, которые, проводив Семенцова на Финляндский вокзал сели с ним в поезд до Мустомяк.
Надо было координировать дальнейшую работу по этому делу для чего генерал Курлов, состоявший тогда товарищем министра, заведующим полицией, созвал совещание в составе вице-директора Департамента полиции Виссарионова, начальника Петербургского охранного отделения полковника Котена и меня. Сопоставляя все данные, нам стало ясно, что автором письма из Мустомяк явился именно упомянутый Мячин, почему дело представлялось серьезным.
Петербургское охранное отделение уже успело подослать «своих» под видом больного господина с женой в санаторий Линден-Мустомяки. За табльдотом они познакомились с Мячиным, и в надежде, что он, быть может раскроет им свои замыслы, его оставили на свободе после произведенного все же у него обыска. Однако работа «супругов» оказалась вскоре ненужной. Семенцов, вернувшись в Москву, сделал особый доклад Московской группе, ведавшей получением и распространением литературы в Московском районе. Он сообщил, что ездил в Финляндию получить указания по перевозке подпольной агитационной литературы, идущей из-за границы через Финляндию в Петербург и Москву. По мнению Семенцова, этот способ был очень сложен, и высказал предположение, что он может быть терпим лишь как временный, пока не будет вновь налажено дело на западной границе. Все же один-другой транспорт вскоре прибудет в Москву, как только удастся благополучно его переправить при посредстве испытанных контрабандистов через границу. Часть транспорта предназначена для отправки в Киев и распространения там.
Таким образом, выяснилось, что переписка относилась к подпольной литературе. Задача теперь заключалась в том, чтобы перехватить эту литературу, прежде чем она разошлась по рукам и тайным организациям. Сведений, на какую именно станцию Москвы или под Москвою направится транспорт, не было. Сотрудник «Вяткин» стоявший близко к группам, занимавшимся водворением запрещенной литературы в Россию, узнал, что груз поступит в ведение «Григория», члена Московского комитета, и что он желал бы поручить получение транспорта на вокзале какому-либо верному лицу, хотя и не входящему в партию, но незаподозренному, т.е. «чистому»