Охвен. Аунуксиста

Переводчик снова посмотрел на него с сомнением и рассказал, как много лет назад на деревню, где жили родители Хлодвика, напал враг. Кто был этот враг: датчане, норманны, или сомнительные фризы с саксами — не упоминалось. Неприятелю был оказан решительный отпор, но силы оказались неравны. Когда оставшиеся в живых защитники деревни заперлись в одном из домов, из последних сил обороняя двери и окна, то враги решили, естественно, сжечь их всех вместе. Дело оборачивалось большой неприятностью. Тогда, посовещавшись между собой, из дома вышел отец Хлодвика и предложил неприятелю сделку. Те, конечно, согласились — не каждый день можно видеть рождение героя. Они верили, что сделка сорвется, а этот папаша Хлодвика — хвастун.

— Что за сделка? — поинтересовался Охвен.

— Если находится человек, добровольно решающий стать Красным орлом, то в знак уважения перед его мужеством, враги отступают, не принося больше вреда никому из его близких и соплеменников.

Предваряя другие вопросы, переводчик замогильным голосом продолжил:

— Тот, кто становится Красным орлом, бросает вызов самой смерти и выказывает презрение к врагам. На памяти нашего поколения только один отец Хлодвика выдержал такое испытание. Ему, живому и несвязанному, прорубили топором и вывернули наружу ребра на спине. Словно, красные крылья. А он не проронил ни одного стона, лишь смотрел в лицо своим палачам.

Толмач замолчал, а Охвен передернулся, представив ужасное зрелище, и не представляя ужасную муку. На такой поступок не могла толкнуть ненависть к врагу. Только любовь к ближним позволила человеку выдержать эту пытку.

— Больше в деревне никого не тронули. Враги ушли, оставив всю добычу, — закончил переводчик, дал легкую укоризненную оплеуху Охвену, что тот не знает таких событий, и ушел.

8

К Удевалле подошли в прекрасный теплый день, когда лето еще только набирает свою силу. Веселый Торн сразу же куда-то ускакал вместе с торговцем. Перед уходом он подошел к Охвену и, уперев в него палец, сказал:

— Дождись меня. Никуда не исчезай.

Якобы плененные викинги тоже разошлись кто куда. Лишь команда — победительница держалась вместе, направившись в Морской дом — им перед несколькими неделями отдыха нужно было еще получить полагающуюся долю от последнего прибыльного похода. Трофейный дракар уже рассматривали несколько покупателей, но без Торна разговора о сделке даже не заводили.

Переводчик растворился в немногочисленной пока толпе Морского Дома, Охвен прибился к Рогатому, который тоже не чувствовал себя здесь очень уверенно. Они переговаривались короткими, как выстрел из лука в упор словами. Охвен выдавливал из себя все известные ему норманнские слова, даже придумывал новые. Они вместе нашли в соседствующем с Домом строении свободные полати, где можно было разместиться на ночь. За постой и еду платил Рогатый, так как Охвен не обладал никакими разменными средствами — не янтарь же отдавать! Подумав немного, он протянул своему напарнику один из мечей, что достался от датчан.

— Это тебе за топор и за траты на меня.

Рогатый замахал в отрицании руками, но Охвен был настойчив:

— Бери!

Рогатый очень растрогался. Помахал мечом над головой и растрогался еще больше. Наверно, оружие и действительно было очень приличным.

В город они не пошли. Охвен, умаявшись за морской переход, не дождался возвращения Торна и, плотно поев, завалился спать. Вечером его разбудил Рогатый, будучи в довольно возбужденном и приподнятом настроении. Из Морского Дома слышался нестройный гул голосов и даже обрывки диких песен, выводимых нечеловеческими голосами. Охвен покрутил головой из стороны в сторону, с трудом пытаясь сфокусировать взгляд на чем-нибудь неподвижном, но тщетно. Схватил с закрытыми глазами чарку с пенной брагой, всунутой ему Рогатым, выпил ее с удовольствием и снова завалился спать. Рогатый беззлобно плюнул себе под ноги и, припрыгивая, ушел на празднество.

Сначала Охвену ничего не снилось. Потом, когда уже ночью к нему под бок бросили бесчувственное тело соседа по полатям, и он придал тому телу более естественное для спящего человека положение, снова с удовольствием заснул, то сон явился странный: летающий дятел с красными крыльями. Точь-в-точь такого же он однажды съел. Дятел летал над лесом и кричал голосом Хлодвика, а красные крылья у него не шевелились. Смотреть на него было неприятно, но на душе все равно было хорошо. Охвен даже заулыбался, от этого и проснулся.

Солнце, подымавшееся из-за леса, светило сквозь каждую щель в стенке. Рогатый, неподвижный, как в окоченении, лежал, вытянувшись, рядом. Казалось, он даже не дышал. Или дышал, но не головой.

Охвен вышел во двор, схватил ведро, набрал воды и с удовольствием окатил себя, раздевшись до пояса. Тишина, лето, свобода — это же те вещи, от которых настроение не портится! Охвен щурился и улыбался на солнце. Теперь, после того, как ему удалось сбежать с плена, все у него получится, он вернется домой!

— Охвен! Подойди сюда! — у колодца образовался Веселый Торн с неестественным ему строгим видом.

Охвен подошел, все еще не утратив блаженную улыбку.