Охвен. Аунуксиста

— Не боись, Охвен. Ты только скажи им, что я хочу переговорить — прибегут, как миленькие. Не захотят же они даже в твоих глазах выглядеть трусами. Только ты сначала поговори вон с тем, у которого нижняя губа висит. Он больше всего лютовал.

Охвен в сердцах махнул рукой и ответил:

— Раз так, то пойду прямо сейчас. Чего время терять?

Все оружие их лежало на постоялом дворе, перевитое веревкой с печатью: на выезде целостность печати строго проверялось. У Охвена за кушаком висел только плотницкий топор. Торн, имевший в своем арсенале лишь нож, похлопал его по плечу, ободряя для действия, и пошел ближе к кустам.

Губастый стражник в это время, лениво поцедив пиво в какой-то забегаловке, легким взмахом царственного пальца отправил своих подчиненных в только ему известное место. Те убежали, хищно облизываясь и нервно перебирая пальцами по древкам копий.

Десятник, оставшись один, медленно пошел по пустынной улице. Встречные старались не попадаться ему на глаза: резко меняли свой путь, торопливо заходили в непонятные дворы. Охвен удивился: если эта личность настолько известна в этом районе, то почему же народ старается избегать встречи с ним вместо того, чтобы вежливо здороваться.

Охвен пошел навстречу губастому и остановился перед ним за несколько шагов. Тот, заметив незнакомого человека, тоже прекратил свое шествие и уставился в карела очень неприятным взглядом.

— Здравствуйте, господин хороший! — вежливо начал Охвен.

Тот не ответил, осмотрев незнакомца с головы до ног, положил ладонь на рукоять меча.

— Здравствуйте, — снова сказал Охвен.

— Кто таков? — протянул стражник и вдруг тыльной стороной кулака ударил карела по лицу. «Хорошее приветствие», — подумал Охвен, успев, тем не менее, чуть уклониться от удара. Однако, следующий удар поддых избежать не удалось. Дышать сразу стало нечем, слезы навернулись на глаза. А тут еще этот маньяк — стражник вывернул и задрал правую руку: пришлось приподняться на цыпочки. Больно было очень, просто неестественно больно. Редкие прохожие, и так-то старающиеся не пересечься с представителем местного закона, вообще скрылись, будто растворились в воздухе.

— А вдруг я брат местного конунга? Он тебя накажет, — прошипел сквозь зубы Охвен.

— Да плевал я на всех конунгов вместе взятых, — ответил стражник. — Для тебя, мразь, конунг — я. Сейчас я тебя отведу в караулку и там буду медленно убивать.

— За что? — наивно вырвалось у карела.

— Просто так, урод. Ты мне не понравился. А, значит, не понравился Закону. То есть ты — преступник.

Говоря это, стражник с известной сноровкой обстучал все карманы Охвена и обнаружил лишь маленький сверток с янтарем. Выдернув топор, он бросил его под ноги и размашисто пнул ногой Охвена в живот. Тот, скрючившись, упал под забор. Стражник в это время достал на свет кусочек янтаря и с интересом рассматривал красоту неведомо как застывшей в толще желтого камня маленькой хвоинки. Осмотр его полностью удовлетворил, и он, довольно щерясь в свирепой ухмылке, запихнул сверток себе в карман.

— Встал быстро! — пренебрежительно сказал он молодому парню.

Охвен словно отключился от всего окружающего мира, даже от своей боли, поджал под себя ноги и не предпринял никаких попыток подняться. Ему очень хотелось, чтобы этот монстр склонился над ним.

Стражник сделал шаг и протянул руку, чтобы за ворот поднять лишенного сил убогого человечка. Но тот внезапно прыгнул вверх, прямо с колен, метко угодив десятнику головой в челюсть. Из рассеченной губы полилась кровь, и стражник озверел.

— Ну все, гаденыш, тебе конец! — заревел он, пытаясь вытащить свой меч. В это же самое время он взглянул в глаза своей предполагаемой жертвы и не увидел в них страха, только холодный голубой огонь. Это десятника очень удивило, поэтому он на долю мига приостановил свое движение.

А Охвен, резко замахнувшись, ударил правой ногой стражнику под живот. Даже подставленная рука не смогла остановить мощный пинок. Теперь дышать прекратил датчанин, схватился руками за причинное место, позабыв про меч, и завалился на грязную землю. Если бы он в этот момент мог соображать, то понял бы, что так сильно ногой ударить просто невозможно, а также догадался бы о своей незавидной участи: если бьют представителя власти, то, скорее всего, до смерти.

Охвен, все еще не замечая вокруг ничего, поблагодарил господа, что он не выбросил тот заветный камень, когда бежал с плена. И как замечательно, что сегодня перед выходом в город без оружия, он запихнул этот камушек в носок сапога!

— Тебя повесят, урод, за нападение на стражу! — сипел в грязи десятник.

Охвен подошел ближе.

— Меня охраняет Закон! Ты не можешь меня убить! — завизжал стражник, дрыгая ногами, словно собираясь вырыть ими яму.

— Могу, — ответил Охвен, подхватил топор и сильным ударом обуха вмял переносицу бывшего десятника.