Оккультизм в православии

Бедным людям, что вам верят,

Запасусь на всех Я "розг",

Слуги вас Мои проверят!

Прикуси-ка ты язык

Вот о чем предупреждаю!

Я шутить ведь не привык,

Спесь твою Я обуздаю!

Читай внимательней, кумекай,

Быть может, что-то всё ж поймешь...

В народе больше ты не мекай

В жаровню Адову пойдешь.

Ну а пока же - будь здоров

И язык чеши поменьше!

Сколько ж вас, таких ослов,

Хоть в сутанах, но без Чести.

Аминь

Всевышний Бог Саваоф. 15.9.1997.

И еще: 15 декабря 1997 г. в Томске, в редакции рериховской газеты "Знамя мира", главный редактор этого издания Г. С. Горчаков в самом что ни на есть буквальном смысле набросился на меня с кулаками. Так что терпимость свойственна рериховцам только в публичных декорациях. Ни письма создателей теософии, ни трактаты "Живой Этики" не отличаются терпимостью. От насилия словом обычно не так уж трудно перейти к насилию делом. "Непугливый" глава рериховского издания это и сделал... А потом печатно пообещал это делать и впредь: "Честно сказать, хорошего пинка за свои гнусные инсинуации он заслужил и в следующий раз обязательно получит"[414]. Впрочем, и та несловесная защита Горчаковым "Живой Этики", и его последующая статья об уроках той защиты достойны упоминания лишь ради одного. Ради того, чтобы еще раз предложить читателю подумать: а способны ли вообще рериховцы к спокойному диалогу и действительно ли им чужд дух агрессии? Напомню, что в этой рерихианской статье по поводу моей книги "Сатанизм для интеллигенции" редакция написала, что "книгу эту мы с чувством большого омерзения к автору в свое время читали". Если рерихианские идеологи испытывают "омерзение" не только к тексту, но и к автору, то лишь естественно, что любая попытка трезвого диалога ими осуждается: "И леший бы с ним, с этим Кураевым, но нас в редакции удивило, что на встречах с ним присутствовали нередко и так называемые рериховцы. Но ни в Томске, ни в других местах что-то никто не попытался уличить этого служителя сатаны во лжи"[415]. Выходит, "пинок" и "омерзение" - это единственный способ контакта с несогласными, который признают рериховцы.

В защиту богословия

Богословие - это догматика. Догматика это оковы мысли. Догматика - это схоластика. Схоластика - это скучно и безжизненно. Догматика - это осуждение "ересей". Догматика это нетерпимость.

Таков привычный ассоциативный ряд, возникающий в светском сознании при слове "богословие". Это верно, что богословие бывает скучным и навязчивым. Это верно, что богословие слишком часто превращается из "богословия любви" в "богословие ненависти"[416]. Это верно, что богословие требует отчетливости, ясных формул, мыслей, а потому проводит отчетливые разграничения там, где прежде все сливалось воедино в сероватой "духовности". Верно, что богословие обнажает различность духовных путей и тем самым мешает проекту их экуменического слияния.

Но - какова же альтернатива? С богословием жить бывает подчас неудобно. Но - какова же жизнь без богословия?

Ведь теология - это прежде всего логика. Это разум. Богословие - это модус присутствия рациональности в иррациональном мире религии. Если из религиозной жизни мы устраняем богословие (за "догматизм", "нетерпимость" и вообще "плохое поведение"), то по выдворении смутьяна за дверь в классе остаются отнюдь не паиньки. Остаются чувства и страсти, уже не контролируемые рассудком и не поддающиеся логической рефлексии.

Разум ищет отчетливости, а значит, ищет различений и оттенков. Он ищет ясных определений. Там, где есть определения, там есть осознание предела и есть понимание границ, которые проходят между религиозными, философскими и жизненными убеждениями людей. Там, где есть разум, там есть осознанное разнообразие. Если разум, проводящий границы, убрать из религиозной сферы, то границы останутся, - но проводиться они будут уже по чисто вкусовым параметрам: "А я чувствую, что это враг", "А я ощущаю, что это ложь", "Этого не может быть, потому что не может быть никогда"... Терпимости будет не больше. А мысли станет меньше. И контролируемости в поведении станет меньше.

И еще больше станет обычного варварства. Ведь в людях есть религиозный инстинкт. А есть религиозная культура. Задача любой культуры сублимировать инстинкты, сдерживать их и преображать. То, что из жизни нашей страны на десятилетия была устранена высокая культура религиозной мысли, привело к тому, что сегодня раскрепощенный религиозный инстинкт вышел из-под контроля не только "госидеологии", но и из-под контроля обычной разумности.

Самые примитивные формы религиозности правят бал. Тотемизм и магия, шаманизм и астрология, оккультизм и колдовство...

Одичавшее религиозное чувство, отвыкшее от дисциплины строгой мысли, убежденное в том, что веровать надо именно потому, что предмет веры абсурден (ибо именно так в советских вузах объяснялся феномен веры), с радостью бросается в любые абсурды.