Оккультные корни Октябрьской революции

— Я должен сказать, — начал Свердлов обычным своим тоном, — получено сообщение, что в Екатеринбурге по постановлению областного Совета расстрелян Николай… Николай хотел бежать… Чехословаки подступали. Президиум ВЦИК постановил одобрить…

Молчание всех…”

А вот еще одно свидетельство:

“В июле 1918 года, когда я опрашивал агентов в здании ЧК, посыльный принес телеграмму, адресованную Дзержинскому, который находился рядом со мной. Он быстро прочитал ее, побледнел, как смерть, вскочил на ноги и воскликнул: “Опять они действуют, не посоветовавшись со мной!” — и бросился из комнаты. Что случилось?

Вся ЧК была взбудоражена. Крики, возгласы, звонки слились в единый гвалт! Люди звонили куда-то, курьеры бегали по коридорам, автомобили громыхали и неистово гудели. Дзержинский поспешил в Кремль. Что же, ради всего святого, случилось?

На следующий день мы узнали новость. Императорская семья была расстреляна без ведома ЧК! Самовольно, по указанию Свердлова и кого-то из высших бонз в Центральном Комитете коммунистической партии…”

Автор второго свидетельства — Владимир Григорьевич Орлов. И поскольку его информация представляет определенную ценость для темы нашей книги, стоит представить его подробнее. Он был юристом, судебным следователем, в начале ХХ века работал в Польше. И как раз он вел дело Дзержинского в 1912 году. Да так раскрутил, что накопал ему на 20 лет каторги. В Первую мировую служил в военной контрразведке следователем по особо важным делам, проявил себя великолепным профессионалом. Действительный статский советник. Состоял в уже упоминавшейся особой комиссии генерала Батюшина, расследовал дело сахарозаводчиков. И после Февральской революции не сел за решетку только благодаря тому, что находился в командировке.

Был убежденным монархистом и антикоммунистом. После Октября, когда генерал Алексеев ехал на Дон начинать борьбу с большевизмом, он поручил Орлову остаться в Питере и создать разведывательную сеть. Что Владимир Григорьевич и сделал. Благодаря покровительству генерал-лейтенанта Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, прежде руководившего русской контрразведкой, устроился на советскую службу. Возглавил Центральную уголовно-следственную комиссию Петрограда. И в один прекрасный день… лицом к лицу столкнулся с Дзержинским. Который сразу его узнал. Орлов счел — конец. Но Феликс Эдмундович пожал ему руку и сказал: “Это очень хорошо, Орлов, что вы на нашей стороне. Нам нужны такие квалифицированные юристы, как вы”.

Дзержинский хотел забрать его в центральный аппарат ВЧК, но воспротивился Крестинский, глава органов юстиции Петрограда. Тем не менее Феликс Эдмундович часто вызывал его, привлекал к расследованию дел по германскому шпионажу. Впоследствии Орлов “провалился” и ему пришлось бежать. В своих мемуарах, изданных в эмиграции, он о многом умалчивает, но его близость к Дзержинскому подтверждается архивными материалами Лубянки (см. послесловие генерала ФСБ А.Здановича к кн. В.Г. Орлова “Двойной агент”, М., 1998). Оставил он в своих воспоминаниях и характеристики советских руководителей. Для него все они были смертельными врагами: Ленин, Троцкий, Дзержинский. Тем более любопытно, что он проводит разделение между ними. Между Лениным и Троцким (в пользу Ленина). А Дзержинского характеризует как очень жестокого, холодного человека — но “рыцаря” идеи. И пишет о нем с явным уважением. Отмечая его своеобразное благородство, ум, профессионализм. Согласитесь, со стороны врага такой подход говорит о многом. Это не огульное оплевательство противников, которым так богаты и советские и антисоветские источники.

Почему я так подробно остановился на личности и оценках Орлова? Потому что он сообщает и вывод: “По общему мнению, сложившемуся в ЧК, в Революционном Трибунале и в Кремле, решение об убийстве было принято единолично и реализовано собственной властью Свердлова. Он осуществил подготовку втайне от товарищей и только после казни поставил их перед свершившимся фактом”.