Я бросился вперед, в окно, до того, как граната начала источать слезоточивый газ, и перекатился через плечо при приземлении. Благо, окно просто рассыпалось от удара гранаты, так что я успешно миновал опасные осколки, но при этом оказался прямо в толпе штурмовиков. Как в старые добрые времена — один против толпы. В той жизни полиции понадобилось шесть грузовиков, чтобы увезти задержанных бунтарей, и сейчас я постараюсь, чтобы и этим ребятам понадобилось много-много транспорта на поездку в госпиталь. Штурмовики, правда, не бунтари, они покруче будут, но и я теперь имею кое-что, чего тогда не имел.
Я поднялся в полный рост прямо из переката в шаге от одного из штурмовиков, поймал протянутую ко мне руку и сломал резким ударом в локоть против сгиба. Не слушая вопля, ударил ребром стопы в сторону, довернулся на опорной ноге и добавил кулаком. Вроде ребра не трещали, но черная фигура сразу оказалась в горизонтальном положении, только подошвы ботинок мелькнули.
И пошло-поехало.
Как говорил один мой знакомый фехтовальщик-шпажист, вначале фехтуют головой, потом ногами — и только после ног и головы рука начинает махать шпагой. В драке «один против толпы» — все то же самое. Жизнь — не кино, штурмовики не будут нападать по одному, терпеливо дожидаясь своей очереди отхватить люлей у главного героя, они бросаются всем скопом. И тут ногам отводится едва ли не важнейшая роль. Каждая атака начинается и заканчивается передвижением. Шаг-удар-уворот-удар-шаг! Каждый раз, когда на меня неслись со всех сторон, я делал шаг в сторону и разрывал кольцо, выводя из строя одного из атакующих.
Двадцать секунд спустя я уже уложил десяток штурмовиков, и тут кто-то заехал мне прикладом по спине, да выручил пустотный щит. Шаг в сторону с разворотом, прямой маэ-гэри с предельно короткой дистанции — и затянутая в черное фигура, выронив в полете карабин, приземляется на спину тремя шагами дальше. Пересотворяю щит и разворачиваюсь.
В следующий момент я оказался лицом к лицу со штурмовиком, чуть отличающимся от остальных. Вот он выбрасывает вперед руку с растопыренными пальцами, с них срываются молнии и впиваются в меня с негромким треском. Рывок вперед и удар — и маг отлетает назад, не успев удивиться моей стойкости.
Наконец-то они начинают стрелять, осознав, что меня не взять голыми руками. Их странные карабины с хлесткими щелчками начинают выплевывать дротики, но они впиваются пока только в других штурмовиков без вреда для кого-либо: штурмовики в бронекостюмах, а я слишком быстро двигаюсь.
На меня, гремя экипировкой, налетает еще один, с электродубинкой. Я бью его под локоть, а затем в колено и в грудь. Затем и сам получаю удар, от которого в глазах пляшут искры: щит, забыл его наложить заново…
Сзади на меня набрасывается очередной штурмовик, пытаясь взять в жесткий захват, но секундой спустя оказывается в захвате сам…
…И тут в мою руку впивается дротик.
Мир сразу же «поплыл», словно марево, начали смазываться звуки…
Но нет. Живым все равно не дамся.
Прямо на бронежилете несчастного, который бьется в моем захвате, словно птица в силке, висят на отрывных карабинчиках цилиндрические гранаты. Они помечены полосками — синими, белыми, красными… Мне нужна та, которая красная.
Хватаю за кольцо-предохранитель и вытаскиваю его. Сколько там секунд мне жить отмерит запал?
Неважно. Зацветут еще мои деревья у пруда.
На меня набрасывается целая толпа, они не видят зажатое в моей ладони кольцо.
Я успел улыбнуться за миг до того, как грянул гром.
9
Тишина. Тишина и покой. Я нахожусь в странной комнате без окон и дверей, рассеянный мягкий свет струится ниоткуда. Мне хорошо, тепло и уютно. Я спокоен.
Стены — странные, разноцветные — тихо колышутся, словно камыш на ветру, и шелестят. Меня это не смущает: я нахожусь там, где может быть что угодно.
Что я тут делаю? Ну, это хороший вопрос. В прошлый раз не было никакой комнаты: вначале падение в пропасть с медведем в обнимку, а потом только оп-па — и я открываю глаза посреди пустыни в чужом теле.
Может ли это быть чем-то вроде комнаты ожидания? Вполне возможно, здесь я должен ждать очередную реинкарнацию, или, как вариант, вскоре будет страшный суд, взвешивание души или что-то еще из той же оперы. Мой второй земной путь — или не второй? — закончился, настало время держать ответ. Я спокоен: мне нечего стыдиться или бояться.
Голоса доносятся до меня издалека, мелодичные, приятные, но непонятные. Люди, пережившие клиническую смерть, часто слышат голоса, но не могут их понять. Ангелы? Ками? Думаю, я узнаю это, когда дойдет очередь и до меня.
Шаги и звон ключей. Христиане верят, что у врат рая стоит какой-то святой с ключами, а сами врата, стало быть, с замком. Довольно наивно, но… нет, я точно слышу звон ключей.
И вот открывается дверь. Точнее, не дверь, часть стены просто… исчезает? Отлетает? Неважно. Важнее, кто сейчас войдет в эту комнату.
Что я ему скажу? И что он мне скажет? К чему гадать, это сейчас станет ясно.
Но кто бы это ни был — я улыбнусь ему. Просто потому, что спокоен и счастлив.