Оккупация

Сказать, что я удивился — значило не сказать ничего. Мои брови поползли вверх, но в следующий миг они поползли вверх и у Альтинга: когда я поймал брошенный мне ключ, он увидел, что мои кандалы разорваны.

— Ну ни хрена себе! — присвистнул он.

Я ухмыльнулся, расстегивая наручники:

— Ага. Первого вошедшего сюда ждал очень неприятный сюрприз… Только… с какой стати тебе помогать мне?

— Вам? Я вообще-то себе помогаю, откровенно говоря. Видите ли… Я не планировал ваше участие в сносе датацентра и последующую поимку. Сливая здешним инженерам инфосети точную причину нашего вторжения, не учел, что исполнителем за каким-то дьяволом внезапно окажетесь вы.

Вот тут я снова удивился:

— Погоди… Ты подсказал людям идею сноса датацентра?

— Ну естественно. Они бы ни за что не догадались, не оброни я, что скоро понаедут ведущие инженеры Свартальвсхейма — вашу инфосеть изучать.

— Но… зачем?!!

Альтинг задумчиво взялся рукой за подбородок:

— Как бы это покрасивее сказать… Полагаю, люди высоко оценят, если я помогу им выгнать непрошенных гостей, как вы считаете?

И вот тут я уже удивился по-настоящему.

— Альтинг, ты собрался предать своих?!!

Он только ухмыльнулся в ответ:

— Своих — это кого?

— Хм… свой народ?

Альтинг покачал головой.

— У меня нет народа. Видите ли, слово «народ» есть у вас, разделенных культурными и языковыми барьерами, но у нас, однородной массы с едиными обычаями, законами и языком, даже понятия такого нет. Понятие «народ» необходимо вам, чтобы делить друг друга на своих и врагов, потому что у вас естественный отбор происходит на уровне разных… стай, скажем так. А у нас все не так. Мы никогда не делились на стаи, потому что естественный отбор у нас идет на уровне индивидуумов. Потому приверженность своему народу есть у вас, но у нас такого нет. Вы идентифицируете себя как Реджинальда Рэмма, аквилонца и гражданина Кортании. Я идентифицирую себя как Альтинга Кэр-Фойтла — и все. Да, я свартальв, но с другими свартальвами себя не ассоциирую, потому что они не мой народ, а мои соперники в борьбе за место под солнцем. И потому ваши слова о предательстве — лишены смысла. Мне с ними больше не по пути, только и всего.

Мы оба немного помолчали, я ждал, что он скажет дальше, Альтинг, видимо, собирался с мыслями.

А затем его самоконтроль внезапно дал трещину и в следующий момент рассыпался в прах.

— Как бы вам это объяснить… мое терпение лопнуло! С меня хватит! Я сыт по горло борьбой с необоримым и превозмоганием невозможного! Знаете, учитель, вы все очень правильно разложили по полочкам насчет того, почему Свартальвсхейм ждет упадок, но кое-в-чем все же допустили неточность: мы не бездарны. Мы не бездарны, и в этом наша трагедия. Потому что на самом деле все еще хуже… Мы действительно не можем ничего изобрести, но не из-за бездарности, а из-за нежелания. Магия, будь она проклята — вот наш истинный рок, наша погибель. Свартальвсхеймом правят маги, магия во главе угла, магия во главе всего. У кого сильный дар — тому ничего больше не надо, чтобы жизнь удалась, а у кого слабый — тот пытается свой дар развить. Все вертится вокруг магии. Науки? Искусство? Прогресс? Наша трагедия не в том, что мы ничего не можем, а в том, что ничего не хотим, кроме магии. Наука и искусство мертвы, потому что некому этим заниматься. Оно не ценится, а раз так — оно не нужно. Никто не станет заниматься заведомо неблагодарным делом. Никто не посвятит всю свою жизнь математике или механике, если не получит за это даже банального уважения.

— Похоже, у вас и правда все хуже, чем я думал… И ты решил что-то изменить?

Альтинг расхохотался, мрачно и зло: