Оккупация

– О. Уже дело. Но надо мне от тебя другое. В «Правом секторе» по-прежнему состоишь?

– Да.

– Не выгнали тебя?

– Нет.

– В авторитете?

– Ну…

– Значит, будешь товарищей своих освещать.

…

– Будешь, будешь. Но это не главное. Из какой области?

– Житомирской.

– Совсем хорошо. А точнее?

– Чудново.

– Это у вас там спиртзавод рядом?

– А вы…

– Совсем хорошо. Значит, будешь спиртом заниматься. Денег поднимешь, первым парнем на деревне будешь. А пока…

В палате появились какие-то люди, они начали устанавливать видеокамеру на штативе.

– Пока расскажешь на камеру все про того мужика, как вы его отжимали, кому принадлежит сейчас машина, которую вы отжали, и все прочее. И по другим эпизодам, что вы там творили, тоже расскажешь.

Через три дня Вова сошел на перрон родного житомирского вокзала. В голове у него был полный сумбур, мысли путались. А в душе – как нагадил кто.

Зрадник. Он стал зрадником.

Несмотря на то что слово это затаскалось, его применяли все, к делу и не к делу, родившийся и выросший на селе, в громаде[43], Вова прекрасно понимал, кто такие зрадники. Зрадник – это тот, кто предал общее. Любое общее. Если даже ты, скажем, грабил ларек вместе с несколькими другими пацанами, а потом в полиции подписал признание и других назвал – ты зрадник, хотя по закону поступил правильно. Ставший зрадником становится изгоем, причем навсегда. Оторванным от земли, от общины. А это – наполовину смерть. Нельзя с ганьбою по селу ходить, краще уезжать сразу.

Как дерево ничто без корней, так и человек ничто без громады…

– Эй, Володимир!

Бывший атошник обернулся – из новенького «Патриота» с полицейской раскраской на него пялился Сивый, его односельчанин, которому повезло устроиться в полицию, потому что дядя был следователем.

– Подвезти? Падай!

Вова некстати подумал – а почему украинская полиция ездит на русских джипах «Патриот» и не западло ли в него садиться захистнику Украины. Да и к ментам он теперь доверия не испытывал – слишком свежи воспоминания были. Но и бить ноги не хотелось…

– Нам, короче, про тебя отзвонили…

Сивый теперь был лейтенантом полиции, а потому обедал он в «Курене» – этноресторане, в котором кормили дорого и вкусно. Ментов – еще и бесплатно. Сивый заказал тарелку вареников и теперь жадно поглощал их, подобно гоголевскому Пацюку. За то время, пока они не виделись, Сивый сильно раздался вширь, форма чуть не трескалась…

– …здесь в городе мест особых нет, все поделено, короче, – Сивый одновременно ел и говорил, – но у тебя село козырное, там вся округа спиртом с завода банчит, наливайки на трассе – не пропадешь, короче. Поставим тебя смотрящим, соберешь бригаду и начнешь работать. Долю отдавать мне будешь. Я там дальше передам, трогать тебя никто не будет, если… ну, короче, совсем уж беспредел тоже не надо, понимаешь. Убийства, погромы там, как в Одессе. Статистика, нас за нее только так ипут. Ты там поосторожнее… договаривайся, короче, по возможности. Или через нас решай, мы особо борзых затримаем…

Вова сидел и смотрел на односельчанина.

– Ты чего как не родной? Ешь давай…

Сивый продолжал жадно есть, потом налил горилки и замахнул одним движением

– А ты в АТО был? – спросил Вова.

– Не. Меня дядя отмазал. Вот он был, – Сивый показал на напарника, – Вова, расскажи.

– А че там рассказывать, – недовольно сказал тезка, – беспредел полный, никаких краев никто не видит. Мы, типа, сводный отряд по борьбе с контрабасом[44] были, работали под прокурором АТО. Та еще с…а, сам в Харькове сидел, носа на передовую не показывал, а его баба из Донецка не вылезала, по углю там договаривалась. Днем война, а ночью потяги[45] пошли. Фирмы он на маму записал, у него мама больше угля вывозила с Донецка, чем Ахметов, а потом, как пацаны говорили, его на ТЭЦ как польский принимали. Выхлоп там космический, мама не горюй, башляют-то в евро, типа там какие-то фирмочки в Польше открыты, ну все дела. Так ты прикинь, эта с…а только на угольной схеме два-три ляма зелени в месяц поднимала, а нам бросал по две три штуки гривен, как нищим. Снарягу тоже сам покупай. Так мало того, он еще и в темы со жратвой лез, а это уже военных епархия, типа, и им пытался крышу поставить – платите, а то худо будет. А как разборную бригаду использовал нас. И вот прикинь – приезжаем мы на бусике на пост, через который жрачка на Луганск прет – ну ты прикидываешь, какой там выхлоп за день, да, а там збройник[46] такой оборзевший, затвором лязгает – а пацаны его уже БТР на нас наводят. Типа, такой – ты че, с…а, разбираться приехал, так не вопрос, ща разберемся. Потом на нейтралке найдут, типа сепары кончили, в расход спишут. У него БТР и граники – а у нас автоматы, и бус небронированный. Ну и ксивы ха-ха-ха…

– Да, на нуле лютый беспредел, – с видом бывалого сказал Сивый, – люди краев не видят, но ты не дрейфь, хлопче, прорвемся. У нас тут глубокий тыл, тихо. Все свое место знают, никто не возбухает без дела. Если проверка едет – предупредят.