– Пожалуйста! Теперь второе. Не мне тебе говорить, что происходит в Киеве и в Украине в целом. Идет криминальная война. Уровень преступности возрос в разы. Людей на улицах среди бела дня грабят, режут, убивают. И в этом не виноваты ни ты, ни я. Мы все начинали одинаково – в девяносто первом. И каждый пришел туда, куда шел. Ни ты, ни я не увольняли из украинской ментовки последних людей, которые реально что-то делали, а не набивали собственные карманы. Ни ты, ни я не кидали камни в «Беркут». Ни ты, ни я не начинали войну на Донбассе, не вскрывали оружейные склады, не создавали добробаты, не пытали людей на подвалах. Ни ты, ни я не принимали закон Савченко и не выпускали под него из тюрем сотни рецидивистов и воров в законе. Ни ты, ни я не брали взятки и не беспределили под милицейской формой. Это все делали сами украинцы. Они сами построили страну, в которой невозможно жить, а можно только выживать – как в Чечне в свое время. И ты тоже выживаешь, как и они. Хочешь выжить – мозг не дрочи, а тупо следуй. Все понял?
Да понял я. Все понял. Кроме одного.
Меня вряд ли можно назвать человеком, сведущим в политике или в истории, – но я все же видел своими глазами и Ельцина, и Путина, и Горбачева даже немного застал, хотя и в самом нежном возрасте. Да и тут, на Украине, а может быть, и в Украине я многое вижу своими глазами и могу делать выводы. И главный из них заключается в том, что мало есть чего на свете такого же омерзительного, как постсоветский национализм.
Есть люди, которые сравнивают его со столетней давности европейской «весной народов», когда распалась Австро-Венгрия и многие народы получили независимость, сумев создать собственные национальные государства, но сравнение явно хромает. Это все равно что сравнивать законный брак с педофилией. Во время весны народов произошла кардинальная смена элит, во главе новообразованных стран встала интеллигенция, которая до этого строила страны, отправлялась в сельскую местность, записывала слова и фольклор, чтобы потом сделать из этого национальный язык и национальное искусство. В бывшем Советском Союзе вроде то же самое было – интеллигенция, фольклор, – но суть совсем другая.
Постсоветский национализм шел не снизу, он шел сверху как попытка местных элит, феодальных баронов, уже при Брежневе ощутивших себя хозяевами на своей земле и при Горбачеве потребовавших своих, чисто баронских прав и вольностей, найти другую религию на место явно банкротящегося коммунизма. И ее нашли – москали зъили наше сало! Ну или шпроты, или там хлопок весь повывезли – хотя Средняя Азия-то как раз сидела в те годы на попе ровно, голосовала за того, за кого скажут, а Назарбаев даже пытался что-то спасти. Новая религия не отрицала буржуазные пережитки – а строго наоборот, развивала и культивировала их: жадность, равнодушие, черствость и глухость души. Все это сопровождалось проповедью национальной исключительности, доходящей до абсурда: украинцы – древнейшая нация в мире, белорусы победили москалей под Оршей, предками казахов были казахантропы трех метров роста. Самое главное – в новой реальности место находилось всем. Бывшие первые секретари республиканских компартий становились президентами, часто пожизненными, и отцами наций, секретари обкомов – губернаторами, их сыновья – послами или олигархами, бывшие преподаватели научного коммунизма – цветом интеллигенции, работниками институтов национальной памяти, то открывающими крышку гроба, то вбивающими в нее последний гвоздь. Спецслужбисты, которые пестовали Народные фронты, становились руководителями спецслужб независимых государств и часто очень богатыми людьми, на месте оставались менты и почти все чиновники до единого, дети прокуроров шли на юридический, дети железнодорожников – в дорожный, и все было как прежде.
И взаимоотношения власти с народом можно было описать одним невеселым анекдотом, когда отец с сыном беседуют после повышения цен на водку. Папа, значит, ты теперь будешь меньше пить? Нет, сынок, это ты теперь будешь меньше есть.
А для того чтобы в который раз кинутый и обворованный народ сидел на попе ровно и не питюкал, новые власти начали расчесывать национальное эго и расчесали его до невероятных размеров. Во всем виноваты они, москали – и даже после того, как мы обрели независимость – все равно виноваты они! И, что самое удивительное, – народ ведется на это раз за разом, охотно вступает в бессмысленные, вязкие, годами длящиеся дискуссии о том, кто такой Бандера, сколько раз белорусско-литовцы ходили на Москву или сколько человек вымерло от голодомора – и в ходе дискуссии не замечают, как чьи-то ловкие руки шарят по их карманам…