Окликни меня среди теней

Она села на табурет — сердце почему-то бьется неровно, а по телу будто пробегают иголки. Вернулась Эльвира с Никитой. Тина моргнула: силуэт Эльвиры темен, но по контуру словно очерчен красным. Фигура Никиты тоже обведена, только лиловым.

— Вы будто светитесь. — хрипловато сказала она.

— Увидела ауру? — отзывается Эльвира. — Просыпается тонкое зрение. Ты бы на себя посмотрела, такого алого пламени я в жизни не видела. Прямо алая леди.

Тина облизнула пересохшие губы: да, ее бока и ноги словно очерчены алым. Раскаты грома раздавались все чаще.

— Завтра начну с тобой заниматься, — сказала Эльвира. — Никита, у тебя тоже много дел. Нужно собрать коз, они разбежались и возможно половина погибла, а Тину надо поить козьим молоком. Нужно привести в порядок огород, наверное зарос сорняками. Нужно пополнить запас дров. Тут вообще не хватает мужских рук, но мужчин здесь никогда не бывало. Ночью не выходите наружу, гранитный массив защищает от молний. Я устроюсь в пещерке рядом.

— Куда вы? — слабо возразила Тина. — Оставайтесь здесь.

Эльвира хрипло рассмеялась: — У вас же брачная ночь. Только меня не хватало, старой карги.

Она откинула завесу от входа, и Никита сорвался с места: — Я провожу.

Быстро вернулся, а снаружи уже непрестанно грохотало. Зарницы вспыхивали ежесекундно: голубые, зеленые, алые. Тело откликалось мелкой дрожью.

— Там просто каменная нора, — Никита почти кричал. — Не знаю, как в ней спать.

— А нам? — она не сдержала не то смех, не то рыдание. — Брачная ночь посреди молний!

Тут же постаралась взять себя в руки, не хватает истерики. Надо обустроиться, создать хоть какой уют. Кучи на полу оказались изо мха, на них лежало несколько матрасов, тоже набитых мхом, и такие же подушки. Тина порылась в сумке, которую приволок Никита: два теплых пледа, простыни и наволочки, полотенца. Получилось устроить вполне сносную постель. По белым подушкам плясали цветные сполохи.

Никита пробовал развести огонь в очаге, но вскоре оставил попытки.

— А то напущу дыма. Завтра надо поглядеть, что с трубой, пока обойдемся без чая. Вода тут вкусная.

— Ты и в походы ходил?

— Ну да, с родителями. На той планете обширные зоны оставлены заповедными.

— А я нигде не была, — пожаловалась Тина.

Пошарила по углам — похоже, вместо туалета полагалось ведро. Она еще помедлила и начала раздеваться. Никита глядел, и она постаралась преодолеть неловкость: должен же он увидеть ее нагой.

— Ты красивая, — сказал Никита немного хрипло. — Похожа на мальчика, но вся гладкая и соблазнительная.

Она юркнула под плед. — Ты и раньше, у костра, видел меня голой. А вот я тебя нет. Я вообще не…

Она замолчала: видела уже голых мужиков, как бы опять не накатило то отвращение. Никита не обратил внимания на ее заминку и тоже стал раздеваться. Вид забавный и не вызывает отвращения, а возбуждает. Вот он скользнул под плед и обнял ее.

И снова ощущение, что так и должно быть: ее тело удивительно совпало с другим, мужским телом. Никита стал целовать ее, и было приятно, словно ела изумительно вкусный торт. Вскоре, похоже, не утерпел и вошел в нее — долгое восхитительное скольжение, пока с силой не уперся в нее. По ее телу пробежало содрогание, и ему ответил оглушительный удар грома.

Никита задвигался, и она приподнималась вслед, боясь выпустить его из себя, боясь потерять это ощущение блаженной полноты внутри. Молнии вспыхивали уже непрерывно, очерчивая края завесы белым огнем, вырывая из темноты и снова погружая во мрак внутренность пещеры. Непрерывно гремел и гром, гася оставшиеся мысли, наполняя тело исступлением, о котором и не подозревала. Она впилась в ягодицы Никиты, и только это еще связывало ее с чем-то вовне — она была уже вне себя, вне мира. Вдруг будто неистово яркая молния ударила в средоточие бедер и электрическим разрядом пронизала все тело. Она закричала, изо всех сил втискивая Никиту в себя, и провалилась в некую пустоту…

Будто стеклянистая гладь океана, освещенная безмолвными вспышками молний. Ее покачивает, ее уносит в безмятежный покой.

Лон Метельский. Петербург

Голова кружилась, тошнило, во рту была горечь — похоже, недавно блевал. Приоткрыл глаза: мокрый асфальт, и рядом навалено несколько тел. Одно лежит прямо на его руке, она онемела, с трудом вытащил ее. Пальцы стиснуты на каком-то предмете… ах да, это „Смит-и-Вессон“.

С трудом сел: вокруг была словно загородка из нескольких тел, и наверное недавно он выглядел таким же безжизненным, как они. Обрывками стала возвращаться память. Диски с конусами голубого света, уходящая Хельга, белые фигуры…. По улице разбросаны трупы, живых людей не видно, везде лужи крови. Похоже, и его сочли мертвым. Почему такая бойня? Что с Хельгой?

Он начал вставать, но одумался. Сунул руку в карман, нащупал патроны для револьвера и перезарядил его. Потом, преодолевая тошноту, встал на колени, перевернул несколько тел, и все-таки нашел станнер.

„Сивилла, что со мной? Где Хельга?“